– Ну да, конечно. Это ведь хозяйские башмаки! – ответила горничная, пугаясь сама не зная почему, по обычаю всех служанок.
– Видите это? – Лоу указал на линию поперек каблука. – Узнаете?
Женщина подтвердила.
– Кто шил или чинил эту обувь?
– Билл Хини, сапожник, с Мартинз-роу… он их сшил, он же и починял, сэр.
Итак, след был опознан и его совпадение с бумажной копией подтверждено; служанка сказала затем, что именно эти башмаки надевал господин вечером в пятницу, – все прочие пары оставались на подставке для обуви в коридоре. Лоу вошел в дом, достал перо и чернила и продолжил расспросы, делая краткие заметки. Вскоре в дверь гостиной постучалась другая служанка, чтобы пригласить Тула наверх.
Лоу настоял, чтобы Тул отправился к пациентке; как показалось Тулу, судья стал подозревать, что доктор потихоньку делает знаки свидетельнице. Повесив голову, Тул удалился и у подножия лестницы сказал другой служанке:
– Поди лучше туда… эта дурочка Линн делает все, чтобы вашего хозяина повесили, клянусь Юпитером!
Женщина вскрикнула:
– Господи помилуй!
Тул чувствовал себя как оглушенный; цепляясь за неуклюжие перила, он взобрался по темной лестнице, обогнул угол коридора и оказался у двери миссис Наттер.
– О мадам, все будет в порядке, не сомневайтесь, – смущенно отозвался Тул на взволнованно-бессвязное обращение миссис Наттер.
– Вы
– Разумеется, делами, мэм.
– И… и… доктор!.. Вы в самом деле считаете, что он жив и здоров?
– Конечно, мадам… что с ним станется?
Тул стал рыться в аптечных склянках на каминной полке, прикидываясь, что рассматривает этикетки, которые на самом деле не интересовали его нисколько; он бормотал что-то себе под нос, время от времени – хоть и неловко это признавать – добавляя ругательство.
– Видите ли, дорогая мэм, вы должны в меру сил сохранять спокойствие, иначе от лекарств проку не будет; так что постарайтесь, – сказал Тул.
– Но, доктор, – взмолилась несчастная леди, – вы не знаете… я… я в ужасе… я… я никогда не буду чувствовать себя как прежде.
И миссис Наттер разразилась истерическими рыданиями.
– Ну-ну, мадам, в самом деле… проклятье… милая моя, хорошая… вы видите… так не годится. – Тул вытаскивал пробки и нюхал содержимое склянок в поисках «тех самых капель». – И… и… вот они… и не лучше ли будет, мадам… выпейте-ка это… когда… когда он вернется, встретить его здоровой и веселой – разве вы не понимаете? – чем… э-э…
– Но… о, если бы я только могла вам признаться. Она сказала… она сказала… о, вы не знаете…
–
– О доктор, он ушел… я никогда… никогда… я уверена, что никогда больше его не увижу. Скажите мне, что он не ушел совсем… что мы еще встретимся.
– Проклятье, все время перескакивает с одного на другое… бедная женщина совсем ополоумела, – пробормотал обманутый в своих ожиданиях Тул. – Ставлю дюжину кларета, что она знает куда больше, чем говорит.
Вернуть миссис Наттер к ранее затронутой теме доктор не успел, потому что его позвали вниз, к магистрату Лоу, и пришлось на время с пациенткой проститься, а после разговора с магистратом доктор уже не думал возвращаться к бедной маленькой миссис Наттер. Могги стояла бледная как мел: магистрат только что заставил ее подтвердить под присягой все сказанное по поводу туфель; и Тул отправился домой в деревню с тяжелым сердцем, вконец расстроенный.
Тул знал, что завтра будет выписан ордер на арест Наттера. Обвинение могло быть очень серьезным. И все же, если даже предположить, что те два страшных удара по голове Стерка нанес именно он, не было оснований утверждать, будто он сделал это намеренно и не ради самозащиты. Но и при всем том будущее не сулило ничего доброго, поэтому, услышь Тул, что в реке выловили мертвое тело Наттера, он бы, пожалуй, испытал облегчение.