Дом у кладбища

– Эй, миссис Айронз, мадам, не будете ли вы так любезны приготовить нам чашу пунша, и как можно скорее? – крикнул Деврё, перевесившись через перила. – Ну вот, Тул, – сказал Деврё. – На душе у меня паршиво. Тридцать три несчастья и вообще черт-те что. Делайте что угодно – хоть свистите, хоть говорите, – я буду слушать; рассказывайте мне какие-нибудь истории: о лошадях, собаках, игре в кости или нюхательном табаке, о женщинах, петухах, священниках, винах – что в голову придет. Слушайте, а как Стерк? Он обскакал все-таки беднягу Наттера, но что за приз ему достался… разве это жизнь – без гинеи в кармане?.. Мне сказали, он чертовски обнищал: «Quis pauper? Avaras»[51]. Достойный человек был Стерк и напоминал кое-чем пророка Шейлока. Но вы не знаете Шейлока? Почему, черт возьми, вы не читаете Библии, Тул?

– Да, – откровенно признался Тул, – я не знаю ни Ветхого Завета, ни Нового; но, на кого бы Стерк ни походил, держится он удивительно. С тех пор как случилось несчастье, прошло уже девять недель, а он все еще не в могиле; но и только… не в могиле, не более того, знаете ли.

– А как Клафф?

– Да что ему сделается? Здоров как бык, разве что объедается время от времени. Сэр, видели бы вы его сегодня, вы бы лопнули от смеха. Даю я ему пилюлю, величиной приблизительно с две крыжовины. «Что это такое?» – спрашивает. «Пилюля», – отвечаю. «Чтоб ей провалиться!» И надо же, клянусь Юпитером, не провалилась, застряла – ха-ха-ха! – в пищеводе; пришлось ее, как пулю, проталкивать зондом. Вы бы умерли со смеху; и пилюля не скажешь что чересчур большая. Клянусь честью, на днях негритенок Ребекки Чэттесуорт проглотил мушкетную пулю, которая была вдвое больше, ха-ха!.. В самом деле… и я в два счета поставил его на ноги… чуть-чуть порошочка, и все в порядке.

– Пороха? А что с О’Флаэрти? Мне говорили, что он собирается застрелить беднягу Майлза О’Мора.

– Ха-ха! Думаю, к утру они забыли, из-за чего суетились накануне, – ответил Тул, – так что все кончилось ничем.

– Хорошо, а как Майлз?

– Ха-ха! Он снова вернулся, как обычно, с векселем и с жеребцом на продажу… жеребец хороший… вороной; помните его? Майлз просит пять гиней тридцать шиллингов, но два с половиной фунта – и то много будет. «Не знаете, кому его продать? Я бы взял и вексель, но только с двумя надежными подписями», – говорит он мне. Ей-богу, он рассчитывал, что я сам куплю этого жеребца. «Ну что ж, – отвечаю, – кажется, я знаю одного парня, который даст эту цену и притом наличными». Видели бы вы Майлза в ту минуту. «Кто он?» – спрашивает и хватает меня за рукав. «Живодер», – отвечаю. Каково ему досталось? Ха-ха-ха!

– А верно, что старый Трешем решил наконец вступить в наш клуб?

– Да ну его! Он настоящая скотина, пьет только тогда, когда пить хочется, притом только слабое пиво. Но я забыл вам сказать, клянусь всем приятным, поговаривают, будто очаровательная Магнолия – та хорошенькая попрыгунья – почти что помолвлена с лейтенантом О’Флаэрти.

Деврё усмехнулся; усмотрев в этом поощрение, Тул подмигнул и продолжил шепотом:

– Так вот, после бала, знаете ли, он проводил ее домой и, говорят, поцеловал у крыльца… в обе щеки, клянусь Бахусом… а ведь, если бы он не имел на это права, от него бы только мокрое место осталось.

– Ого! Эта девица – истинная христианка, сразу подставляет вторую щеку. А что на это говорит майор?

– Когда это случилось, майор как раз открыл дверь. Он пожелал лейтенанту О’Флаэрти доброй ночи, а наутро явился к нему на квартиру. И говорят, все прошло благополучно… клянусь Юпитером, ну и дела.

И в комнату вошла, с фарфоровой чашей на подносе, миссис Айронз.

Глава LXIX Об еще одном урагане, разразившемся в гостиной капитана Деврё, и о том, как с миссис Айронз приключилось в постели удушье

Прекрасная миссис Айронз поместила на стол фарфоровую чашу с серебряной разливной ложкой и два парадных бокала; потянуло тонким ароматом лимона и старого солодового виски, и Деврё наполнил свой стакан, а Тул – свой; маленький доктор продолжал болтовню, а Деврё время от времени вставлял реплику, а под конец спел песню. Слова этой баллады были непритязательны, но волшебная мелодия приятна, равно как и голос певца: