Дом у кладбища

– Кто поручил? – вопросила охранительница дверей.

– Ей шлют несколько бутылок вина в подарок.

– Кто шлет?

Служанке становилось все неспокойнее.

– Послушай, возьмешь ты их или нет?

– Приходи утром, добрый человек, – проговорила Могги, – а нынче не пущу, и не надейся.

– Так мне и сказать тем, кто меня послал?

– Так, и никак не иначе, – ответила Могги.

Она услышала тяжелые шаги по мощеной дорожке и попыталась разглядеть удалявшуюся фигуру, но, даже прижавшись к окну щекой, ничего не увидела. Однако Могги расслышала, как незваный посетитель насвистывает на ходу, после чего изменила свое мнение о нем к лучшему; затем ей показалось, что захлопнулись ворота, выходящие на дорогу.

Кухарка успокоилась, с облегчением вздохнула и пересчитала монеты; из кабинета раздался пронзительный призыв Бетти, которая предупреждала, что женщина торопится.

– Иду, сию минуту иду, – отозвалась Могги и влетела в маленькую комнату несчастного Чарльза Наттера.

Там лежала на каминной полке его трубка; рядом с камином, на столике орехового дерева, красовался зеленый в золотых кружевах воскресный камзол, там же находился и томик «Maison rustique»; меж страниц торчал зеленый матерчатый кошелек, который хозяин использовал в качестве закладки вечером накануне того дня, когда начались все несчастья; с оконной рамы свисал шелковый шлафрок, на тот же гвоздь был надет бархатный утренний колпак – то и другое уже покрылось пылью. После пережитого в кухне испуга Могги показалось, что все эти символы бренности глядят на нее угрюмо, с упреком и угрозой, и ей захотелось закрыть на засов ставни и запереть на ночь дверь зловещей комнаты.

– Уже становится поздно, – заговорила торговка за окном, – а в темноте я боюсь ходить по дороге. Отдай мне деньги, добрая девушка, и получай свою застежку – вот она.

При этих словах разносчица растерянно подняла и опустила глаза, словно не понимая, как совершить обмен.

– Сюда, – произнесла Могги, – давай ее сюда. – Отодвинув запор, она чуть-чуть приподняла раму. – Поддержи раму, Бетти, – попросила она.

И в щель просунулась за деньгами крепкая смуглая рука, а потом вторая – с украшением, которого алкала суетная душа Могги.

– Годится, – сказала женщина и с пронзительным криком: «Подсадите нас, голубчик!» – мгновенно вздернула оконную раму; прыжок – и незваная гостья взгромоздилась коленями на подоконник, просунула внутрь голову, подпирая плечами раму, спустила вниз свою длинную ногу и прочно утвердилась на полу. Почти тут же за ней последовал мерзкой наружности мужчина в застегнутом на все пуговицы сюртуке, казавшийся необъятным, и обе служанки завопили истошным голосом.

Дама уже проникла в комнату целиком и выпрямилась, так что можно было узнать высокую фигуру и угрюмые черты Мэри Мэтчуелл. Она издала судорожный смешок, будто только что нырнула в холодную воду.

– Прекрати шум, – сказала она, узнав Бетти, которая глядела на нее с неописуемым ужасом. – Я та самая леди, которая, как ты помнишь, приезжала сюда несколько месяцев назад с миссис Макнамарой; и я – миссис Наттер; я, а не та женщина, которая находится наверху. Я – миссис Наттер, и вы – мои служанки. Понятно? И я буду вам доброй госпожой, если вы станете честно мне служить. Откройте дверь холла, – велела она мужчине, который к тому времени тоже забрался в комнату.

Он выполнил приказание, и в дверь вошел джентльмен, оказавшийся тем самым почтенным столпом закона, которого мистер Гэмбл упомянул этим утром под прозвищем Грязный Дейви. За ним последовала горничная миссис Мэтчуелл – хихикающая, кошачьего вида цыганка, вся обвешанная аляповатыми украшениями; глаза ее смотрели с поблекшего лица злобно и плутовато. Затем к дверям подъехал наемный экипаж, на котором вся компания добралась сюда из города; кучер, испускавший запах виски и затхлого табака, то и дело громко ругаясь (как было принято в те дни среди представителей его сословия) и проклиная все на свете, втащил в дом один за другим несколько сундуков, и не осталось никаких сомнений, что М. М. водворилась здесь хозяйкой. Бетти и Могги, пораженные и напуганные, были совершенно неспособны сопротивляться и только жалобно протестовали против этого невиданного вторжения; дикий хор чужих голосов заставил очнуться бедную маленькую Салли Наттер, которая наверху предавалась горю; она даже вскочила на ноги и заперла дверь, а потом принялась колотить стулом об пол, воображая в безумии, что в ответ на этот призыв к ней явится помощь – непонятно какая и откуда.