Дом у кладбища

Затем Грязный Дейви громко и выразительно зачитал служанкам бумагу, которая, как он заявил, являлась копией с письменных показаний, данных под присягой миссис Мэри Мэтчуелл, или, как он ее называл, миссис Наттер, вдовой покойного Чарльза Наттера, дворянина из Мельниц, Чейплизодского прихода, района Каслнок, Дублинского графства; там утверждалось, что Мэри Мэтчуелл была обвенчана с упомянутым Чарльзом Наттером в церкви Святого Клемента Датского, в Лондоне, 7 апреля 1750 года. Далее Грязный Дейви извлек свидетельство о браке и заявление, согласно которому Мэри Мэтчуелл, полагая, что покойный не оставил никаких письменных распоряжений касательно своего имущества, обратилась в суд по привилегиям с просьбой дать ей полномочия на управление имуществом, каковые и будут ей предоставлены через несколько дней, а тем временем овдовевшая супруга сохраняет за собой дом и движимое имущество покойного мужа.

Все это, разумеется, показалось испуганным женщинам «смесью греческого с древнееврейским», как выражался честный отец Роуч. Но М. М., νυϰτι εοιϰως[53], уставив на них холодный страшный взгляд, изрекла вполне удобопонятный вопрос:

– Как твое имя?

– Могги Салливан, с вашего разрешения, мэм.

– А твое?

– Лизабет… все зовут меня Бетти… мэм; Лизабет Берк, с вашего позволения, мадам.

– Хорошо, а теперь, Могги Салливан и Элизабет Берк, послушайте обе, что я вам скажу. По закону я здесь хозяйка, как вам только что объяснили, и вы мои слуги; и если вы вздумаете без моего разрешения хотя бы повернуть вертел или сдвинуть с места чашку, то будете наказаны; и если по вашей вине у меня пропадет пусть даже булавочная головка, я призову вас к ответу за кражу, и вас выпорют и поставят на руку клеймо… что это такое, вам понятно. А теперь: где миссис Сара Харти? Она должна собрать пожитки и убраться отсюда.

– О! Мэм, голубушка, бедная наша госпожа…

– Я твоя госпожа, девка.

– Мэм, дорогая, ей очень плохо.

– Где она?

– В своей комнате, мэм, – отвечала Бетти, умываясь слезами.

– Куда это ты, наглая девка? – грозным голосом вскричала М. М. и шагнула к двери, куда вознамерилась улизнуть Могги.

Надо сказать, Могги в известном смысле можно было назвать героиней; я разумею при этом не героиню романа, обладательницу суетного дара красоты: Могги была скуласта, курноса, а в фигуре ее было столь же непросто обнаружить талию и прочие свойственные женскому полу изгибы, как, к примеру, в часах, стоящих в холле; подобно этому полезному предмету меблировки, она представляла собой вытянутый параллелограмм, не преображенный никакими ухищрениями искусства, потому что простые девушки вроде Могги носили кринолин только по праздникам. И тем не менее Могги была героиней из разряда амазонок. Ей случилось однажды сбить с ног и уложить на обе лопатки – на лужайке перед парадной дверью – богатыря Пата Морана, что стало для него вечным позором; это было, когда играли музыканты (на скрипке и тамбурине) и Пат Моран «сунулся» ее поцеловать. Могги драла за уши больших мальчишек, торговки рыбой побаивались ее языка; с помощью палок и камней она обращала в бегство злых собак и каждый раз проявляла в опасных ситуациях авантюрную жилку и боевой задор.

Как и другие, Могги на первых порах не могла не поддаться чарам дурного глаза М. М., но теперь овладела собой, развернулась кругом и отважно бросила вызов незваной гостье:

– Сами вы наглая тварь; я иду куда мне вздумается и хотела бы посмотреть, кто меня остановит; и первее всего, мэм, я, с вашего позволения, собираюсь сказать госпоже, чтобы она заперла дверь и не пускала на порог вашу распутную шайку, а потом, мэм, куда пожелаю, туда и пойду; вот так-то, мэм, и других услуг от меня не ждите.

Бросив вызывающий взгляд, Могги прищелкнула пальцами, проделала неуклюжее антраша и бешеным галопом припустила вверх по лестнице с криком: «Заприте дверь, мэм… заприте дверь».

Сделавшись еще белее, чем раньше, М. М., как только пришла в себя, скользнула следом за Могги; она походила на воплощение злого духа – возможно, она и была злым духом? – а в глазах ее горел безумный, убийственный огонь – так бывало всегда, стоило ей впасть в ярость.

На угрюмом лице бейлифа вспыхнула циничная улыбка ожидания: он видел, что обе женщины готовы на все, и надеялся стать свидетелем горячей схватки. Но Грязный Дейви вмешался и все испортил; он остановил свою клиентку и стал хрипло нашептывать ей в ухо какие-то увещевания.

– С какой стати я не могу поступать как мне заблагорассудится со своей собственной… хорошие же это законы, черт возьми!

– Я просто предупреждаю вас, мадам: если вы это сделаете, то нам, вероятно, придется вскоре столкнуться с серьезными затруднениями.

– Я ей шею о перила переломаю, – пробормотала М. М.