Дом у кладбища

– Вот как! Мне такого в голову не пришло, – сказал Дейнджерфилд, едва удерживая свое веселье в рамках приличий. – Но мне вполне понятно ваше настроение, мистер Мервин, – продолжал он, внезапно перейдя к почти сердечному тону и манерам. – Вы готовы принять и неправдоподобную теорию, лишь бы она оставляла вам хоть малейшую надежду. Боюсь, однако, теория ваша не имеет иных оснований, кроме продуктов болезненного воображения бедного Айронза. При всем том не исключено, что вам или мне может прийти в голову какое-нибудь не столь фантастическое предположение, – как вы думаете? Но пока что… Вы не объяснили мне, какого дьявола вы решили прибегнуть к содействию Чарльза Арчера. Но об этом мы, надеюсь, сможем поговорить в другой раз. Я только хочу сказать: моим опытом и скромными способностями вы можете располагать в любое время, когда в них возникнет нужда, что же до моих добрых пожеланий – то они всегда с вами.

Ошеломленный крушением всех своих надежд, Мервин побрел, как сомнамбула, к двери малой гостиной Медного Замка; Дейнджерфилд сопровождал гостя до калитки, где был выход из его владений на большую дорогу, и там одарил на прощание любезной улыбкой и поклоном; некоторое время он стоял там, жилистый и прямой, засунув руки в карманы, и сопровождал уныло удалявшуюся фигуру все тем же странным насмешливым взглядом.

Когда Мервин скрылся из виду, Дейнджерфилд, продолжая улыбаться, вернулся в гостиную и остановился на каминном коврике, спиной к огню. Как только он остался в одиночестве, на его лицо набежала тень; он бросил сердитый взгляд вниз, на бахрому ковра и, заложив руки за спину, принялся расправлять и разглаживать ее носком башмака.

– Пьяница, глупец и трус… трижды обреченный на крушение… не понимаю, почему он все еще жив. Айронз… впереди кое-что новенькое; и этот треклятый молокосос! – Все это он не «воскликнул мысленно», как иногда приходится читать, а действительно пробормотал вслух – думаю, каждому случается время от времени говорить самому с собой. – Чарльз Арчер жив… Чарльз Арчер мертв… или, как мне иногда кажется, ни то и ни другое… наполовину человек, наполовину мертвец… вампир… нет тебе покоя; на смену трудам не приходит отдохновение. Кровь, кровь… кровь… это утомительно. Почему я должен быть рабом этих окаянных тайн? Я думаю, не разум держит меня здесь, а скорее дьявол. У Айронза больше мозгов, чем у меня… инстинкт… расчет… что чаще приводит к верному решению? Мисс Гертруда Чэттесуорт – не более чем прихоть – тоже понимала, я думаю, свою игру. Завтра я этим займусь. Пошлю Дэкстону счет, расписки и чек для лорда Каслмэлларда… велю Смиту продать моих лошадей, а следующим судном… а? – И со странной ухмылкой он, как при прощании, поцеловал себе руку. – И тогда пусть те, кто жаждет свести знакомство с Чарльзом Арчером, ищут его как знают – на свою голову.

Глава LXXVI О том, как была взята крепость и как госпожа Могги воспряла духом

В тот вечер у дверей Мельниц появилась девица с большой корзиной, которая висела у нее на руке. Когда девица сняла с корзины покрышку, взору представилось богатое зрелище: кружева, чепцы, веера, шарики для ванны, пряжки и другие притягательные предметы – словом, настоящий цветник, своими яркими красками ослепивший Могги, когда та выглянула из окна кабинета.

– Не желаете ли чего-нибудь, госпожа? – осведомилась торговка.

Могги подумалось, что товар, пожалуй, чересчур изыскан для ее кошелька, но все же она не могла не задержаться у окна, чтобы не окинуть эту роскошь алчущим взглядом и осведомиться о ценах. Она позвала Бетти и вдвоем с ней изучила все содержимое корзины.

Наконец Могги решилась прицениться к нарядной застежке, которая была украшена полудюжиной блестящих камней (из резного стекла) и выглядела просто неотразимо; последовало длительное состязание умов, торговля завершилась соглашением, и Могги побежала в кухню за деньгами (она хранила их в медной табакерке, которая помещалась в оловянном кубке, а кубок стоял в посудном шкафу).

Пока она считала монеты и ссыпала обратно лишние, кто-то приподнял снаружи дверной крючок и стал толкать и трясти дверь. Хотя в окошке еще проглядывали сквозь листья плюща последние красные лучи заката, ужасы предыдущей ночи ожили в памяти Могги, она побелела и, затаив дыхание, в тревоге уставилась на дверь.

Дверь, в соответствии со строгими предписаниями доктора Тула, была заперта изнутри и засовы задвинуты; попытки взлома не последовало. Но послышался быстрый стук; голоса Бетти и торговки драгоценностями, доносившиеся из окна малой гостиной, а также янтарные отсветы на листьях, шелест плюща и громкое щебетанье воробьев вселили в Могги мужество, и она резким голосом спросила:

– Кто там?

Снаружи отозвался хныкающий голос, прося открыть дверь.

– Сюда нельзя, двери уже заперты на ночь, – ответила кухарка.

– Час-то еще неурочный, – послышалось с улицы.

– Очень даже неурочный, но делать нечего.

– Но мне поручили кое-что передать госпоже, – сказал голос.