Дом у кладбища

– Но что это за М. М.? – осведомился Тул.

– Когда были вручены эти извещения, доктор? – спросил мистер Гэмбл.

– Часа не прошло; но что это за чертово М. М.?

– М. М., – повторил адвокат, с мрачной усмешкой глядя на оборотную сторону бумаг, лежавших на столе, – ну как же, об М. М. ходит немало странных историй; и город, и вся страна вскоре узнают о ней значительно больше, как мне теперь сдается. Кто вручил бумаги – посыльный из суда?

– Какой-то жирный негодяй с бычьим затылком, с большим круглым лицом, как мерзкая сальная клецка, и черной нашлепкой на глазу, – ответил Тул.

– Очень похож… Он был один? – спросил Гэмбл.

– Нет… еще длинная шельма в черном; таращится, как кошка в темноте; кажется, вот-вот перережет вам глотку; лицо белое как бумага, глаза громадные, чернущие и ввалившиеся.

– Ага, это то самое, – произнес Гэмбл, который во время разговора кинул свой шлафрок на спинку стула, надел сюртук, достал из стенного шкафчика парик и таким образом завершил свой туалет.

– Это то самое? – повторил Тул. – Что за это… какое такое самое?

– Я говорю о Дейвиде О’Ригане… Грязный Дейви, как мы его называем. Ни разу еще не слышал, чтобы он защищал правое дело; а женщина – М. М.

– А! Ну конечно… женщина… я знаю… помню. – И доктор раскрыл уже было рот, чтобы выдать секрет бедной миссис Макнамары, но вовремя опомнился. – Это предсказательница, ведьма, М. М., Мэри Мэтчуелл; ее печатную карточку нашли, знаете ли, в крови у тела Стерка. Вы ведь помните: доктор Стерк; за покушение на него разыскивали нашего несчастного друга.

– Да-да, бедный Чарльз… бедный Наттер. Вы собираетесь на дознание? – произнес Гэмбл, но внезапно осекся и в сильном испуге слегка махнул рукой, словно что-то заметил.

Перемена в лице адвоката настолько поразила Тула, что тот, проследив взгляд Гэмбла, остановившийся на открытой двери в противоположном конце комнаты, вскочил со стула и бросился туда. Однако, кроме темного пустого коридора, за дверью ничего не оказалось.

– Что вы там увидели? Что вас так напугало? – спросил Тул. – Можно подумать, вам явился Наттер… совсем как… совсем как…

При этих словах на лице Гэмбла выразилось ужасное волнение.

– Закройте, – сказал он, приблизившись (рука Тула лежала на дверной ручке).

Тул еще раз выглянул в коридор и захлопнул дверь.

– Нет, здесь ничего нет… совсем как женщинам из Мельниц, – закончил доктор прерванную фразу.

– Какие женщины, о чем вы? – спросил Гэмбл машинально; волнение его еще не улеглось, и он, похоже, задавал вопрос неосознанно… быть может, просто чтобы Тул продолжал говорить.

– Женщины из Мельниц… горничные, знаете ли… служанки бедняги Наттера. Они божились, что он расхаживает по дому; клянутся всеми святыми, что видели его вчера ночью.

– Тьфу! Сэр… это все выдумки и бредни… женские фантазии… чтоб им всем пусто было. А где бедная миссис Наттер? – Гэмбл нахлобучил треуголку, взял трость и запихнул в карманы сюртука два или три пакета судебных бумаг.

– Дома… в Мельницах. Она ночевала в деревне и поэтому призрака не видела – любезное приглашение миссис и мисс Макнамары. Но, узнав этим утром новость, Салли Наттер, бедняжка, не захотела больше у них оставаться и вернулась домой; она, горемычная, и сейчас там, убивается.

Мистер Гэмбл был человек довольно бесцеремонный; он быстро, деловито оглядел комнату и похлопал по карманам, где-то в глубине которых зазвенела связка ключей. Убедившись, что все в порядке, он сказал:

– Идемте, джентльмены. Я запираю дверь.

И мистер Гэмбл, не оглядываясь, с отсутствующим видом стремительно вышел в пыльную переднюю.

– Наденьте плащ, сэр… не забывайте о своем кашле… на улице свежо, – сказал он, хитро подмигнув своему уродливому клиенту, и тот поспешно последовал его совету.

– Карета у дверей? – крикнул Гэмбл клеркам в соседнюю комнату и принялся запирать дверь своей приемной; выслушав утвердительный ответ, он не стал заходить в комнату клерков, а вывел своих спутников через заднюю дверь и вниз по лестнице.

– В суд, – бросил адвокат кучеру, и Тул больше ничего не узнал в тот день о делах, связанных с М. М. Он взобрался на своего пони и рысью припустил к Рингзэнду.

Я полагаю, когда достойный юрист повернул ключ в замке и уронил его затем в карман панталон, он считал, что содержимому его кабинета теперь ничто не угрожает, но все же, по мнению Тула, он окончательно так и не пришел в себя, с тех пор как внезапно переменился в лице.

День выдался пасмурный, а окна кабинета мистера Гэмбла так густо заросли паутиной, пылью и грязью, что и при солнечной погоде в комнате бывало сумрачно, как в монашеской келье. Нынче же человек жизнерадостный непременно бы спросил пару свечей, чтобы разогнать тени и не впасть в уныние.

Не прошло и десяти минут после ухода мистера Гэмбла, как дверь, в которой он недавно, судя по всему, увидел нечто страшное, мягко отворилась – сперва слегка, потом, вслед за стуком, пошире, – в комнату тихонько проскользнула, пригибаясь, тень Чарльза Наттера, с его суровым лицом и яркими белками глаз, и склонилась над столом, словно бы читая надписи на оборотах лежавших там документов.