Дом «У пяти колокольчиков»

Вот уже и церковь видать — великолепный храм, ничего не скажешь, всякому городу пришелся бы к месту. Да ведь и крестьянам тоже хочется иметь красивое строение, вот и пускай владеют. Через минуту покажется постоялый двор, — любопытно, выйдет ли кто навстречу, завидев коляску владелицы «Барашка»? Ну как же, вот и они оба, хозяин с хозяйкой: он уже издалека снимает с головы свою бархатную шапочку, а она жестикулирует, давая понять, что нынче приготовит особливо вкусный обед, лишь бы матушка, как и в прежние года, остановилась у них после крестного хода; здешняя кухня ей, как всегда, непременно понравится. Матушка, подтверждая свое согласие, кивает в ответ, но сегодня — сдержанней обычного; она вспомнила, что, по всей вероятности, придет обедать сюда вместе с ювелиршей. Впрочем, мы ведь с вами заранее предположили, что матушка немного возгордится, когда сведет с той короткое знакомство.

Миновав тенистую липовую аллею, коляска въезжает в монастырский двор. Хорошо тут у святых отцов, чисто, ухожено. Поодаль в луже плещутся утки, не обращая никакого внимания на великий праздник. Понятно, где есть вода, там всякой птице вольготно; конечно, уткам тут живется привольней, чем во дворе «Барашка», хотя там у них зерна по горло. Ага, вот и клуша с цыплятами, — любопытно, сколько их у нее? Десять, двадцать, Двадцать один… Надо же! У матушкиной наседки вылупилось нынче всего шесть штук, да и те какие-то хилые. Курица водит их в конюшню, иной раз цыпленок подвернется под конское копыто — и конец. Матушка решила, что в нынешнем году в последний раз сажает курицу на яйца, — хлопот не оберешься, а толку чуть.

Коляска останавливается в тени неподалеку от церкви, где сгрудилось уже немало экипажей. О, вон в той бричке приехала ювелирша; бричка принадлежит владельцам «Серебряного орла» — за их сына она выдала свою дочь. Матушка сразу узнала бричку, поскольку неоднократно видела, как все семейство разъезжает в ней по воскресеньям. Стало быть, соизволила, явилась! А вот у церковной ограды стоят Петршичек с братом, приехавшие вместе с ювелиршей, — как-то Петршичек помянул о том, что она ему это предлагала. Сейчас он, верно, поджидает матушку, хочет еще какой-нибудь важный совет подать. Франтишек оставил его одного встречать куму — сам же, завидев, как они вылезают из коляски, поспешил в церковь, но Стасичке хватило времени заметить, что он бледен как мертвец. И она тоже бледнеет, а рука ее ищет опоры, подобно тому как сегодня утром, когда мать сказала, что она ей уготовила. Стасичка хватается за дерево, матушка же относит ее волнение за счет того, что и она узнала экипаж, принадлежащий «Серебряному орлу».

— Опомнись, — с укоризной шепчет ей мать. — Не показывай виду, как ты им рада. Искренность — великая добродетель, но в отношении этих людей не вполне уместна. Известно ведь, что они и без того гордецы. Если ты с самого начала поддашься им, они всегда потом будут помыкать тобой.

Произнеся сию краткую проповедь, матушка самодовольно оправляет на дочери голубое атласное платье и воротник из роскошных кружев, из-под которого на семи шнурах свисает украшенный отборным жемчугом драгоценный крест.

— Ну, вот теперь можешь идти на хоры, — прибавила мать, еще раз оглядевши ее со всех сторон. — Да смотри же, пой хорошо. После мессы не разыскивай меня в церкви — в этой толчее не убережешь платья, все изомнут, — а лучше подожди меня в саду у первого алтаря. Если ко мне подойдут ювелирша с сыном, поцелуй ей руку. Пусть видит, что и я воспитала свою дочь не хуже, чем она своего сына. Но Фердинанду не давай понять, что он тебе нравится, — э, с чего это ты опять вся передернулась, будто дикарка? Не вздумай опять за свое приняться, ты же с сегодняшнего утра переменилась, вспомни-ка, о чем я тебе в воротах-то говорила. Будешь хорошей послушной дочерью — и я буду тебе заботливой матерью, но если только посмеешь испортить мне нынешний праздник какой-либо глупой выходкой, увидишь — я круто изменю свое обращение с тобой. Если ты наказов моих выполнять не пожелаешь, то и я твой покой оберегать не стану; в этом случае, пока живешь под одним кровом со мной, не жди от меня ни радости, ни утешения.

Матушка не намеревалась поступать так жестоко, как пообещала, однако сочла за лучшее пристрожить свою взбалмошную дочь из опасения, как бы она сама не погубила свое собственное счастье. Последнюю фразу матушка договаривала уже на ходу, направляясь к церковным воротам поздороваться со стоявшим там Черным Петршичком. Он сообщил ей, что госпожа ювелирша держит для нее место в первом ряду возле себя и ждет, чтобы матушка туда к ней пришла.

Услышав эту лестную для себя новость, матушка с живостью молодой девушки устремилась внутрь церкви, напоследок еще раз многозначительно кивнув дочери.