Дом в Порубежье

Пробудившись, я первым делом вспомнил о чуде, случившемся в ночное время, потому что никто не мог знать эти слова, кроме духа Мирдат, моей Прекрасной, глядевшего из-за моего плеча в те давно забытые времена, когда я сочинял эти строчки, всем сердцем горюя о ней. Но ведь голос, говоривший со мной, был голосом Мирдат и Наани одновременно, так что всякий поймет, что ощущал я сердцем своим.

И я немедленно позвал Наани, раз и дважды повторил зов; и спустя мгновение вокруг меня торжественно затрепетало Слово Власти. Всколыхнув ночь, я послал ответное Слово и немедленно услышал голос Наани – слабый, как было всегда, когда она не пользовалась прибором, а отсылала весть своими мозговыми элементами.

И я принялся расспрашивать ее о том, что говорила она в прошедшее время сна, но она ответила отрицанием, сказала, что всю ночь проспала, только видела очень странный сон. Не зная, что думать, я ненадолго смутился, погружаясь в раздумья. Но вовремя вспомнил, что голос Наани несется по волнам эфира.

Она рассказала мне свой сон, ей приснился темноволосый мужчина, рослый и облаченный в незнакомую одежду. Мужчина находился в небольшой комнатке и был настолько печален и одинок, что во сне своем она подошла к нему.

И человек этот взялся за перо, чтобы облегчить душу, излив свою печаль на бумаге. И Наани сумела понять написанное, хотя понимала, что язык незнаком ей. Но из всего, что он написал, она запомнила только одну короткую строчку, а еще – то, что сверху было заглавие – одно слово «Мирдат». Она сказала, что странно, когда снится имя, однако предположила, что вспомнила его из-за меня. И тогда с душевным волнением я спросил, что именно написал тот рослый и скорбный незнакомец. После некоторой паузы ее далекий голос произнес те же самые слова:

«Любимая, твои шаги легки над землей в ночи…»

Ничего более она не помнила. Но и этого было достаточно, и, ощущая безумное ликование, я передал ей своими мозговыми элементами остальные строчки, сердцем ощутив, как они поразили Наани, пробуждая в душе ее воспоминания. Некоторое время она молчала, ошеломленная несомненным доказательством. Дух ее пробудился, она зарыдала – испуганная новым чудом.

И немедленно вокруг меня затрепетал ее голос, в котором звучали нотки, присущие Мирдат и Наани; слезы, чистые и чудесные, слышались в полных восторга словах. И как если бы перед ней вдруг открылись ворота памяти, Дева спросила меня, неужели некогда она действительно звалась Мирдат. Ослабев от предельного потрясения, я не мог сразу ответить. И она повторила вопрос, сопроводив его моим старинным любовным именем, и уверенность наполняла теперь ее далекий голос. А я все был поражен странной немотой, лишь кровь стучала в моих ушах, но мгновение это прошло, и речь полилась.

Так встретились наши души в вечной ночи.

Представьте же себе Наани в том далеком мире, духом разговаривающую со мной, словно бы вышедшим из приоткрывшихся ворот памяти… из прошлой жизни, из минувшего века. И все же она видела больше, чем было дано мне в этом времени, потому что вспоминала и о том, чего я не помнил – вообще или отчасти, – производя смятение и непонимание во мне. Однако о нашем сегодняшнем веке мы говорили как о вчерашних событиях – но с трепетом.

И свершившееся чудо владело мной во всей полноте. Дух и сердце мои рвались к той, что была Мирдат, а теперь говорила голосом Наани.

Но до нее еще нужно было добраться; никто из этих ученых мужей Пирамиды не знал, где искать Малый Редут. Ничем не могли помочь и знания, содержавшиеся в Анналах и Историях Мира. Ученые и Монструваканы сходились в одном: искать его следовало где-то между северо-западом и северо-востоком. Но уверенности в этом не было, никто не знал о том, какое расстояние отделяет нас от второго убежища.

Кроме того, Ночная Земля была полна невероятных опасностей и бед; голод и одиночество царили во Внешних землях, которые иногда именовались Неведомыми краями.

Много раз я расспрашивал Наани, пытаясь выяснить положение Малого Редута, но ни она, ни отец ее, Мастер Монструвакан, не знали этого. Им было известно лишь то, что строители Меньшего Редута пришли с юга, – об этом свидетельствовали древнейшие из Анналов второй Пирамиды.