Гидеон протянул к нему руку и тотчас же ее опустил. Нейи, казалось, сильно изменился, но Гидеон по-прежнему благоговел перед ним.
– Дядя, вам нездоровится? Вам помочь?
– Ты добрый мальчик. Относишься ко мне гораздо добрее, чем я того заслуживаю. Думаю, сегодня не помру. Не волнуйся. Где же мисс Таттон? Сейчас нужно позаботиться о ней.
– Я как раз искал ее, дядя. Я как могу стараюсь присматривать за ней, но, боюсь, ее постоянно тянет где-то бродить. Это одна из особенностей ее нынешнего состояния. И она становится беспокойнее, если ее что-то тревожит.
– Что-то произошло, что ее растревожило?
Гидеон в смятении на мгновение отвел взгляд.
– Поскольку вы здесь, дядя, я полагаю, вам известно, чей это дом?
– Известно, племянник. Я приехал сюда, чтобы найти этого человека. Он уже прибыл?
– Вчера вечером, сэр.
– И Каттер его арестовал? Инспектор знает, какие преступления он совершил? Этот человек должен расплатиться за свои злодейства.
– Дядя, присядьте, пожалуйста. Вы и так сильно настрадались. Все это потом, когда мы найдем остальных. А сейчас, к сожалению, я должен сообщить вам кое-что о лорде Страйте.
Кебмен высадил их у центральных ворот, поскольку они были заперты на цепь и дальше хода не было.
– Но калитка открыта, и вы можете дойти пешком, – добавил он, – только вот найдете ли кого дома? Люди поговаривают, что там живет сумасшедшая. – Но лично он убежден, что особняк давным-давно пустует.
Пока Джорджи снимал с экипажа чемоданы и расплачивался с извозчиком, Октавия огляделась. Они приехали в самом начале десяти утра, однако из-за непогоды было сумеречно, как вечером. Ледяная крупа сыпать прекратила, но периодически шел мокрый снег, который гнал неугомонный хлесткий ветер. Поместье Страйта имело неприступный вид, с дороги его скрывали высокая каменная ограда и плотная стена вязов. Самого особняка видно не было.
Над воротами поднималась железная арка, местами увитая плющом. Сейчас она выглядела траурно, а некогда, вероятно, казалась величавой. Грубая веревка длиной примерно в ярд, свисавшая с ее верхушки, лениво раскачивалась на ветру.
Расплатившись с кебменом, Джорджи легонько стукнул по стенке экипажа, отсылая его прочь.
– Боже мой, сестренка, – сказал он, похлопывая в ладоши, чтобы руки не заледенели. – Что это за чистилище? Куда ты нас притащила? Если сюда прибудет граф, я готов вечно ходить в младших лейтенантах.
Но Октавия его не слушала. Она смотрела и не верила своим глазам. Поколебавшись, она медленно пошла к воротам.
– Так, возьми-ка зонт, – продолжал Джорджи, беря в руки багаж. – Он не дамский, но, думаю, ты с ним легко справишься. Я и сам бы его держал над тобой, но у меня заняты руки.
Октавия не отвечала. Не отрывая взгляда, она рассеянно подняла ладонь к воротам. Даже через перчатку ощутила она холод твердых железных прутьев.
– Дождь вроде и не сильный, но такой, что промочит насквозь, не пройдешь и ста ярдов.
– Джорджи, – тихо проронила Октавия. Он умолк, проследив за ее взглядом. Ею овладел непонятный порыв остановить его, уберечь от этого зрелища.
Но
– Господи помилуй, сестренка.
За воротами, не некотором удалении от входа, стояла девушка. Хрупкая, мертвенно-бледная, она смотрела на них. Все ее облачение состояло из одной лишь тонкой заношенной ночной сорочки, но она, казалось, не замечала холода. Однако поражало не только это. Самое удивительное было другое.
– Мисс Таттон? – Октавия обеими руками сжала прутья и просунула меж ними лицо, дабы ничто не заслоняло от нее девушку. Должно быть, это она, подумала Октавия. Это может быть только она. – Энджи? Это вы? Я вас искала, приехала сюда за вами. Миссис Кэмпион рассказала мне про вас. И Нейи – тот человек, что вас опекал. Это он направил меня сюда.
Если девушка и слышала Октавию, она никак не отреагировала на ее слова. Серьезная и невозмутимая, она постояла еще немного, а потом повернулась и пошла прочь. И только тогда Октавия убедилась, что зрение ее не обмануло. Она, эта девушка, утратила целостность. Правая рука почти от самого плеча и правая нога под подолом сорочки поблекли, фактически растаяли. От них остались лишь стекловатые очертания, подобно рыбьему клею, который едва виден в теплой воде.
– Господи помилуй, сестренка, – повторил Джорджи.
Энджи шла по безжизненному парку в сторону обветшалого летнего домика, что виднелся вдалеке. Шла бесшумно и быстро, почти не касаясь земли. Октавия провожала девушку взглядом, пока могла ее видеть, впрочем, из-за непогоды она не была в этом уверена. На время та скрылась из виду, потом снова мелькнула – во всяком случае, Октавии так показалось. Но возможно, это ветер поднял ворох пожухлых листьев или ее воображение слепило из струй дождя некий иллюзорный силуэт.