Дом Весталок

Наконец судно достигло Остии, причалив к выдающемуся в Тибр короткому пирсу. За доками можно было разглядеть открытое море. Над головой кружили чайки, ветер приносил запах морской соли. Самые здоровые из наёмников подхватили сундуки с десятью тысячами золотых и погрузили их на повозку, которая направлялась к одному из прибрежных складов, сопутствуемая половиной отряда в качестве охраны.

Я полагал, что остальная половина ломанется прямиком в ближайшую таверну, однако Марк сохранил дисциплину, запретив покидать судно: расслабляться им предстояло на следующий день, после того, как будет освобождён заложник, и всего прочего, что за этим воспоследует.

Что до меня, то я намеревался попытать счастья в «Летучей рыбе» — постоялом дворе, упомянутом Спурием в письме. Марку я сообщил, что желаю прихватить с собой Белбона.

— Нет. Раб останется здесь, — отрезал он.

— Мне нужен телохранитель.

— Об этом Квинт Фабий не упомянул. Тебе не следует привлекать к себе внимание.

— Как раз-таки отсутствие телохранителя его и привлечёт.

Поразмыслив над этим, Марк всё же согласился.

— Вот и славно, — отозвался кто-то, когда Белбон вышел на палубу. — Этот верзила занимает место за троих!

На это Белбон ответил лишь добродушным смешком.

Я обнаружил «Летучую рыбу» на побережье, там, где бросали якорь крупные морские суда. Она представляла собой таверну с пристроенной конюшней и крохотными комнатушками наверху. Сняв комнату, я решил побаловать себя и Белбона запечённой рыбой и моллюсками, а затем отправился на долгую прогулку по городку, чтобы освежить былое знакомство — на тот момент я давненько не бывал в Остии.

Когда солнце коснулось морских вод, воспламеняя горизонт, я направил свои стопы к побережью, болтая с Белбоном и между делом поглядывая на россыпь лодок у берега и маячащие в отдалении громады кораблей. Большинство из них были рыболовецкими судами, но в их число затесался ощетинившийся вёслами боевой корабль с красными бортами. Форштевень венчал бронзовый таран, отливавший кроваво-красным в лучах заходящего солнца.

Мы с Белбоном то и дело обменивались мехом с вином, которое, как известно, развязывает языки. В конце концов я спросил, что за указания дал Марку его наниматель относительно боевых действий.

Ответ раба отличался прямолинейностью:

— Мы должны убить пиратов.

— Всего-то?

— Ну, и парень должен остаться в живых, разумеется. Но по возможности ни один из пиратов не должен уйти.

— Так вы не собираетесь пленить их, чтобы представить на суд римских магистратов?

— Нет. Мы должны перебить их на месте, всех и каждого.

Я угрюмо кивнул.

— И ты на это способен, если уж на то пошло?

— Убить? — Он пожал плечами. — Я не такой, как те, на лодке. На моём счету нет сотен убиенных.

— Я подозреваю, что и они малость преувеличивают.

— Правда? Ну, я-то не так уж долго был гладиатором, так что не успел развернуться.

— Да ну?

— Ну да. Всего-то… — он нахмурился, подсчитывая в уме, — двадцать-тридцать.

***

На следующее утро я облачился в красную тунику, как и было велено в письме. Прежде чем спуститься в общий зал, я велел Белбону занять место перед таверной, чтобы вход просматривался.

— Если я куда-либо направлюсь, ступай следом, но на расстоянии. Как ты думаешь, сумеешь сделать это, оставаясь незамеченным?

Он кивнул. Я же, окинув критическим взглядом его соломенную шевелюру и громоздкую фигуру, порядком в этом усомнился.

Воздух стремительно нагревался, и трактирщик закатал вверх шторы, чтобы впустить внутрь солнце и свежий воздух. На набережной воцарялась дневная сутолока. Засев в таверне, я посматривал на следовавших мимо матросов и купцов. На другой стороне улицы Белбон расположился в укромном тенистом уголке, прислонившись к какому-то сараю. На его лице застыло тупое сонное выражение, как у прислуги, дремлющей в ожидании хозяина — то ли его игра была на диво убедительна, то ли Белбон и впрямь с трудом держался на ногах.

Долго ждать мне не пришлось: юноша с едва пробивающейся бородкой захлопал глазами, привыкая к полутьме таверны, а затем, заметив красную тунику, направился прямиком ко мне.

— Кто вас послал? — На мой взгляд, его акцент скорее походил на греческий, чем на сицилийский.

— Квинт Фабий.

Он кивнул, торопливо изучая меня, в то время как я пользовался шансом разглядеть его. Длинные чёрные волосы и клочковатая бородка обрамляли худое лицо, привычное к солнцу и ветру. В больших зелёных глазах таилось что-то дикое. На его лице и загорелых конечностях я не нашёл шрамов, отличающих закалённого в боях пирата, равно как не углядел в нём привычной для них отчаянной жестокости.

— Моё имя — Гордиан, — поведал я. — А как обращаться к тебе?

Казалось, этот простой вопрос изумил его до глубины души.

— Клеон, — наконец вымолвил он с таким видом, словно хотел бы назваться чужим именем, но так и не придумал, каким. Имя, к слову, греческое, как и черты его лица.

— Мы вообще здесь по одному и тому же делу? — с сомнением воззрился на него я.

— За выкупом, — отозвался он, понижая голос. — Где он?

— А где мальчик?

— В полной безопасности.

— Сперва я должен в этом убедиться.