Дом Ворона

Они уже вышли из дома, когда над головой Свенссона прошелестел письмовник. Он протянул руку, шарик опустился на его ладонь и развернулся, открывая послание.

«Декан Свен!

Я знаю о том, что случилось с моей сестрой. Я знаю, что ждет Север и северян. Поверьте, я сделаю все, что в моих силах, чтобы на Север наконец-то пришел мир. Сегодня я покинул Хвост и скоро буду в Ливендоне.

Я понимаю и разделяю ваше отцовское и пастырское горе. Обнимите за меня Равену, если сможете».

Свенссон прикрыл глаза. Ночной воздух был прохладным, откуда-то издалека доносились крики и грохот, но Свенссон давно не чувствовал себя таким счастливым и молодым.

– Король не оставит нас, – твердо произнес он. – Идем в собор.

Перед собором уже толпилась добрая треть бедняков Каттерика. В час беды люди всегда шли к святым стенам, и Свенссон обрадовался, что сейчас сможет быть с ними и сумеет подбодрить и утешить. У него была надежда, и он хотел разделить ее с горожанами.

– Жив! – услышал Свенссон чей-то радостный возглас. – Он жив!

Люди закричали, захлопали в ладоши, приветствуя декана. Магда Арчетт, которая приползла к собору, опираясь на верную клюку, сжала руку Свенссона, и в ее глазах появился влажный блеск. Двери собора были открыты нараспашку, внутри царила тьма, и Свенссон вдруг почувствовал, что с каждым его шагом по ступенькам собор оживает и словно бы стряхивает с себя оцепенение и боль.

Неужели люди Гранвилла всех разогнали отсюда? Где сторож Однорукий Пит, где помощник декана Клив, где органист Джонас, который так любил соборный орган, что не покинул бы его и мертвым? Но вот впереди вспыхнул огонек, и Свенссон увидел Клива: тот выбрался из-за хоров с фонарем и замахал рукой.

Тьме не победить. Свенссон знал это точно.

Он вошел в двери и оказался в притворе – еще вчера здесь раздавали еду для бедняков и разливали святую воду в чаши. Кто-то из молодых людей, кажется, парнишка Аркрайт, внес большой фонарь и принялся зажигать свечи. Пятна света легли на воду в чашах, и Свенссон приказал:

– Вылейте ее. Мы принесем новую воду и освятим.

С людей Гранвилла сталось бы и помочиться в чаши. Джемми Бринн и Эндрю занялись водой, а Свенссон пошел по нефу, и ему казалось, что сейчас он идет по палубе корабля и готов отправиться в путешествие.

Свенссон с облегчением подумал, что собор почти в порядке. Так, сдвинулось несколько скамей, но это легко поправить. Вот мужчины уже взялись за них, вот женщины зажигают свечи, и Свенссону осталось лишь пройти к алтарю и начать службу.

Для молитвы в дни беды не нужно было особого облачения. Свенссон остановился возле алтаря и, глядя на фрески апсиды, подумал: «Мать, нежная и сострадательная, не оставь нас. Отец, добрый и сильный, защити нас».

И это была вся его молитва, и он не знал, сможет ли сказать больше.

Свенссон обернулся – горожане рассаживались, занимали привычные места. Их лица были бледны, Свенссон смотрел на них и видел: вот этого парня били, вот эта девушка едва убежала от солдат и сейчас комкает шаль на груди, словно до сих пор пытается прикрыться, вот эту старуху толкнули так, что она упала и едва смогла подняться. Его пронзила боль – настолько острая, что потемнело в глазах.

– Дети мои, – произнес Свенссон и вдруг подумал, что это самая странная его служба и, возможно, самая важная. Прихожане умолкли; в тишине собора был слышен далекий топот множества ног, хлопанье дверей и крики.

Все они были его детьми. Это было невыразимым счастьем и такой же невыразимой болью.

– Мы встречаем тяжелые времена, – сказал Свенссон. – Но если такова воля Двоих, то мы можем лишь с достоинством принять ее, а они дадут нам сил вынести все испытания. Какой бы черной ни была идущая беда, какими бы жестокими ни были наши враги, у нас все равно остается очень многое. Мы можем любить наших близких и заботиться о них. Мы можем помогать слабым. Мы можем встать плечом к плечу, чтобы защитить Север и друг друга. Мы можем смело и твердо смотреть в лицо нашего горя и не склоняться перед ним. Вместе мы выдержим любое испытание. Помолимся. Пусть Отец и Мать пошлют нам надежду.

Он вдруг услышал быстрые шаги – в храм вбежала девушка в темном плаще и замерла в проходе.

Поднялась тонкая белая рука, откинула капюшон, и Свенссон узнал Равену.

И улыбнулся – во второй раз в жизни.

* * *

После службы, когда народ разошелся, Равена неожиданно для себя обнаружила, что снова сидит на ступенях собора. Джемс сидел рядом, между ними по-прежнему было расстояние в две ладони, но Равена знала: все, что было в прошлом, умерло.

Юноша и девушка, которыми они были несколько дней назад, исчезли и никогда больше не вернутся. Призраки растаяли, и ничего не осталось – нежное, чистое, искреннее чувство, которое соединяло их раньше, не могло пробиться сквозь тьму.

«Двое, помогите нам», – подумала Равена.

– Ты жива, – негромко сказал Джемс. Равене показалось, что его рыжие волосы потемнели и он стал старше.

– Да, – кивнула Равена. Из ее души поднимался крик, и она сделала бы все, чтобы он смолк. – Да, и ты тоже жив.