Дом, забытый временем

– Вероятно, вы в курсе, миледи, что а-приори – это результат выделения чистого пространства и чистого времени из метафизической, или первичной реальности. После выделения чистое пространство поддается сжатию до такой степени, что парсек становится равен пятидесяти девяти километрам. В той же мере сжимается и чистое время. Но иногда возникает рассогласование, и тогда фазы а-приори могут содержать больше времени, чем пространства. Если угодить в одну из таких фаз – иначе говоря, попасть в шторм,– теряется осознание текущей реальности и начинается повторное переживание субъективной реальности, а именно спорадическое проигрывание эпизодов личного прошлого. По сути, с нами может произойти лишь то, что уже когда-то происходило – с той лишь разницей, что мы будем повторно переживать не только эпизоды своего прошлого, но и прошлого друг друга. В чистом времени индивидуальность размывается.

– А наша реальность? Она может измениться?

Он кивнул.

– Теоретически, да. Поскольку в отсутствие реального течения времени она будет во временном отношении к нашей вовлеченности в прошлое, это может втолкнуть ее в совсем непохожую временную плоскость.

Она опустила глаза.

– Значит... вопреки вашему первоначальному утверждению, что-то все-таки может произойти... то, чего в прошлом не случалось.

– Полагаю, да, миледи... Что-нибудь еще?

– Нет... пока нет.

– Я у себя в каюте.

«Каюта» – это просто эвфемизм для «одноместной кабинки». Примыкающий к рубке тесный отсек вмещал в себя диван, стол, небольшую библиотеку микрофильмов и хорошо укомплектованный бар, и все. Кросс плеснул в бокал щедрую порцию бренди, залпом выпил, лег на диван и постарался уснуть. Во время фаз а-приори, когда они длились меньше восьми часов, он всегда спал. Но сейчас он не был уверен, что сумеет заснуть. Так и случилось. Закрыв глаза, он увидел белое полотенце, золотистые округлости плеч, две восхитительные колонны загорелой, поблескивающей плоти... Какой уж тут сон!

Кросс громко выругался. Она, конечно, понимает, что он простой пилот и не может позволить себе ничего такого в отношении нее. Тогда зачем она так откровенно демонстрировала ему свои прелести? Для чего задержала под надуманным предлогом, якобы обсудить нестабильность а-приори? Он не настолько наивен, чтобы подумать, что звездную леди, пусть и падшую, больше не интересует плата за услуги. Четырнадцать лет, проведенных в космосе, научили его, что любовный акт вне пределов Земли – деловая сделка, не более того.

И все же...

Он раздраженно повернулся на бок и попытался отогнать соблазнительное видение. Пусть катится ко всем чертям...

Но соблазнительница никуда не делась. Вместо этого она переместилась в Нью-Америку. На солнечном проспекте Мини-Чикаго он подошел к ней и заговорил. Потом они взялись за руки и пошли вниз по узкой, обсаженной кленами улочке. Теплый весенний воздух активировал термодатчик звуковой системы, и воздух наполнился пением малиновки. Вскоре они достигли затененной аллеи, которая вела к уединенному коттеджу. Миновав душистую прохладу, они оказались перед дверью. Тут он заметил, что все это время на ней не было ничего, кроме полотенца. Должно быть, недавно, несмотря на чистое небо, прошел дождь, потому что капельки воды блестели на ее плечах и сверкающими струйками стекали по длинным загорелым ногам...

Кросс сел на диване и стер пот с лица.

– Будь я проклят!– сказал он вслух.

Пение малиновки оказалось зуммером коммуникатора.

Кросс перешел в рубку и вытащил из приемопередатчика аккуратно отпечатанное сообщение:

От: начальника порта Вино-Женщины-И-Романс, Таис Кому: Натаниелю Кроссу, «Пандора»

По обновленному прогнозу возможно возмущение а-приори на пути вашего следования. Немедленно перейдите в обычное пространство и ждите дальнейших указаний. Подтвердите.

Кросс уставился на листок. Леди Вероника – ясновидящая? Как она узнала о зарождающемся шторме? Он торопливо повернулся к панели управления.

Внезапно он снова подумал о полотенце и преднамеренном душе. «Нет ничего неэтичного в том, что звездная леди пытается отработать свой проезд»,– сказал он себе, но это не помогло. Его злость продолжала расти, пока не вытеснила здравый смысл и не превратила опытного пилота в отчаявшегося школьника. Вот только панель управления не была рассчитана на отчаявшихся школьников, и поэтому когда его пальцы отстучали команду, которая должна была перевести «Пандору» в обычное пространство, на самом деле получился набор символов достаточно невразумительный, чтобы активизировать сигнал тревоги.