Дом, забытый временем

Панацея, магический антиген, волшебная сыворотка. Мы, по сути, помещены в карантин времени, хотя наша болезнь не зараза. «НЕ ПРИБЛИЖАТЬСЯ: КОРЬ, СВИНКА, ВЕТРЯНКА, СКАРЛАТИНА!» Работа соплеменников по нашему спасению была бы трогательной и благородной, если игнорировать, сколько жизней в истории человечества было погублено из-за безразличия, пренебрежения и равнодушия. «Но чьего пренебрежения?– спрашиваю я себя. – Чьего безразличия? Других людей? Но почему кто-то должен быть небезразличным к тому, кто сам полон безразличия и пренебрежения? Как можно ждать от другого того, чего ты сам не можешь ему дать? Безразличие, равнодушие, пренебрежение – неотъемлемые черты человека. У меня нет права ждать помощи, и я никому не обязан помогать. Если ты не готов признать эту истину, ты заслуживаешь смерти». Так я хожу по кругу, споря с самим собой, и ничего не могу доказать; как ни стараюсь, не могу бросить тень сомнения на бескорыстие людей, которые пытаются спасти наши жизни.

– Выпейте, пока он теплый.

Это Джун с моим кофе. Я принимаю чашку из ее руки и ставлю на маленький столик возле кресла-кушетки.

– Как вы себя чувствуете?– спрашивает она.

– Нормально.

– Новых язв не появилось?

– Нет.

– Вы уверены?– Ее забота кажется искренней, но это не так. Она просто строит из себя Флоренс Найтингейл. – Вы не должны ничего скрывать.

– Знаете что? Вы занимайтесь своими делами, а со своими я разберусь сам.

Она смотрит на меня, чуть наклонив голову в сторону. Затем поворачивается и идет в кабину пилота, туда, где находится средоточие ее истинного интереса.

Прямо напротив меня в двойном кресле для супружеских пар лежат Уоррики. Когда-то, без сомнения, они были красивой парой, но язвы, покрывающие их лица, превратили их в парочку прокаженных. У меня пока поражены только живот и грудь, но, похоже, еще одна папула зреет на внутренней стороне бедра. У меня нет ни малейшего желания смотреть на нее, не хочется даже просовывать руку под одежду и проверять, действительно ли она есть. Еще одна язва – еще одна дыра в лодке, которая давно идет ко дну.

Первое время этиологи думали, что папулы и язвы – это новая форма базальноклеточного рака, и не стали проводить анализы костного мозга. Но немногим позже этиолог по имени Юстейс Сиддон настоял на этих анализах и обнаружил аномальные клетки, никогда прежде не встречавшиеся ученым. Клетки попадали в кровоток и быстро распространялись по организму. Новый недуг назвали «Болезнь Сиддона». Все новые и новые случаи регистрировались в разных частях мира. Причина болезни оставалась неизвестной, но ученые США, Великобритании, Франции и Советского Союза, объединив усилия, изобрели сыворотку, которая при своевременном введении уничтожала аномальные клетки и лишала костный мозг способности производить новые. Началась общая вакцинация по всему миру, но сыворотка помогала не всем – на тех, кто заболел первыми, она не действовала. Америка и Советский Союз уже владели технологией изоляции временных промежутков; были сконструированы корабли стазиса, куда, как в лазареты, поместили заболевших – до тех пор, пока не будет открыта более эффективная сыворотка. Корабли стазиса предоставили всем странам, и я не знаю, сколько их сейчас висит в космосе. Может быть, наш – последний. Да и он наполовину пуст.

Глядя в черное окно на звезды-головастики, я мысленно переношусь в земное прошлое. До болезни я был удачливым бизнесменом. Моя компания скупала социальные многоквартирные дома, которые государство в отчаянной попытке сократить бюджетные расходы лишало субсидирования.

Мы ремонтировали здания, приводили квартиры в порядок и затем предоставляли жильцам возможность выкупить свое жилье. В большинстве случаев купить его они не могли, ведь в цену закладывались наши расходы на реновацию и, конечно, наша маржа. В итоге квартиры покупали те, у кого есть деньги, а жильцам приходилось искать себе другое пристанище. Такой бизнес многие называют бесчеловечным, но это несправедливое утверждение: жильцы все равно не смогли бы оплачивать аренду без государственных субсидий, им все равно пришлось бы выселяться, со мной или без меня. Я просто воспользовался ситуацией, за которую никакой ответственности не несу. Так что если кто и бесчеловечен, то не я, а правительство.

Тем не менее, не могу сказать, что руководствовался в жизни благородными принципами. Слово, которое, пожалуй, лучше всего подходит ко мне и таким, как я,– беспринципность. Беспринципность – сама суть свободного предпринимательства. Если в тебе нет цинизма и беспринципности, ты будешь всю жизнь батрачить на того, у кого они есть, и будешь ходить не по широким улицам, а по закоулкам современной цивилизации.

У меня хватит ликвидных активов, чтобы купить корабль, в котором я сейчас умираю, да и все остальные такие корабли. Но я не могу купить то, что сейчас мне нужнее всего: лекарство от болезни, которая меня убивает.