Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

Дженна была высокая, и, куда ни ткнись, везде ее горячее длинное тело. Оно отвечало на каждое его прикосновение, и Сабир понял, почему русские употребляют глагол «живут». Говорят: «Они живут». Правильно, это и есть жизнь, когда он и она сливаются в одно, и от этой жизни родится новая жизнь. И все это называется – любовь. Так вот она какая, любовь. А он и не знал. То, что он знал, – просто короткое замыкание. И больше ничего.

Дженна замерла, лежала неподвижно, потом проговорила:

– Как давно у меня этого не было.

– Ты же замужем, – удивился Сабир.

– Мой муж – гей, – сказала Дженна.

– Это как? – не понял Сабир.

– Он любит мужчин.

– А как же он на тебе женился?

– Он не знал.

– Чего?

– Того, что он гей. Молодой был.

– А зачем он тебе такой?

– У нас двое сыновей. Они его любят. И он их тоже.

– Все равно… Это как-то криво.

– Я знаю. Но мой муж хоть и голубой, но он очень хороший человек. И при деньгах. Если я его брошу, сразу выхватят. А я – кому нужна?

– Мне.

– Зачем?

– Я буду любить тебя всегда. Мы каждый вечер будем ложиться вместе, как сегодня. Вместе есть, и спать, и молчать.

Дженна улыбнулась в темноте. Сабир почувствовал это по движению воздуха. Воздух как будто разрядился вокруг ее лица.

– Ты же не свободен, – напомнила Дженна. – У тебя семья, трое детей. Мне бабушка говорила.

– Я все устрою. Я стану свободный и богатый. Только скажи «да».

– Я хочу спать.

– Скажи «да», потом будешь спать.

– Поговорим завтра.

– Нет. Сейчас. Я не отстану, пока не скажешь.

– Да.

Дженна заснула. Сабир чувствовал тяжесть ее головы на своем плече и боялся пошевелиться, чтобы не потревожить.

Самарканд – второй по величине город в республике, но все равно – провинция. Раньше, до распада Союза, в Самарканде было много заводов и фабрик – и рабочих мест. А сейчас все развалилось, работать негде, таджики и узбеки рванули в Россию. В России они живут как рабы, но на что не пойдешь ради заработка. Мужчина должен кормить семью, в этом его предназначение и святой долг.

Сабир выкроил неделю и приехал в Самарканд. Он привез в семью деньги – это главное. И второе: хотел переговорить с женой о будущем, о раздельном проживании.

Сабир гулял по городу, обдумывал предстоящее объяснение.

Лазуревый купол мечети был виден отовсюду. Вокруг мечети толклись иностранцы. Красота и значительность древней архитектуры накрывала людей с головой.

Самарканд всегда относился к Таджикистану, но его передали узбекам. Кажется, это сделал Ленин.

Сабир не мог решиться на разговор с женой. Язык не поворачивался. Румия была такая преданная, такая родная, мать троих его детей. Кому нужны дети, кроме родителей? Мальчики будут расти без отца, как сорняки.

В конце концов Сабир принял решение: у него может быть две жены – старшая и младшая, это в традиции мусульман. У мусульманина столько жен, сколько он может содержать. И не обязательно ставить Румию в известность. Есть такая дурная правда, которая хуже всякой лжи.

Последний вечер с семьей был особенно теплым и веселым. Мальчишки висели у него на шее. Румия приготовила манты. С ее лица не сходила туманная улыбка. Было заметно, что женщина счастлива.

Ночь была нежной, но не возникало полета. Румия – глубокая родственница, как сестра, например. Невозможно же заниматься любовью с сестрой. Как поется в цыганской песне, «это просто ничего, по любви поминки». Так и с женой: любви поминки.

Когда-то в ранней молодости полет был, конечно, но не такой яркий и яростный, как с Дженной. Какое может быть сравнение… Однако Румия создавала стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Сабир – не осколок, а часть целого. Как корабль на воде, который не потонет, удержится на плаву, что бы ни случилось.

Сабир спал глубоко и сладко. Отдыхал каждой своей клеточкой. Так он спал только дома.

Сабир вернулся в Москву рано утром. Его встречал водитель Мишка. Русский. Рыжий. Лопух. Довольствовался малым, все по минимуму.

Сабир чувствовал свое преимущество. Он не желал помнить, что и сам совсем недавно жил в таком же режиме. Сабир взлетел над прошлой жизнью, как на воздушном шаре. А земля далеко внизу, в дымке, в тумане, не разобрать. Да и вглядываться не хочется.

Сабир не считал свой взлет везением. Он приписывал его к собственным заслугам. Заслужил. Чем? Всей своей жизнью, терпением, трудом, умом. Да. Он такой. С новыми достижениями пришло другое видение себя. Он – особенный. Лидер. Другого Дженна не приняла бы. Дженна – вот его главное завоевание, главное счастье и божия заря.

Москва бежала за окнами. Москва – столица. Здесь его бизнес и его будущее. Все здесь.

А зачем Дженне возвращаться в Америку? Здесь стоит уже готовый дом, готовый свежий воздух. Богатые вообще предпочитают жить за городом. И это логично: зачем жить в асфальте, когда можно жить на природе?

У Дженны – сыновья. Очень хорошо. Пусть приезжают в Москву. Дом – четыреста метров, всем места хватит. Пусть живут на две страны, на три страны. Люди мира. И он, Сабир, недавний чурка, тоже станет человеком мира. Как поется в песне, «кто был никем, тот станет всем».