Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

– Как в тюрьме, – подсказываю я.

Фрида уловила насмешку. Обиделась, но не явно. Ей не хватало уважения. Если разобраться, она предлагала счастье: жизнь в благополучной Америке, в прекрасном доме, с реальным женихом. Что тут обидного?

Фрида выбрала статусный поселок, который повышал и ее собственный статус, но писатели оказались какие-то тугие, как застарелые ржавые замки.

Фриде предлагали лучшие места в Подмосковье: Рублевка, Переделкино, Николина Гора. Там живет сам Михалков, даже оба Михалкова. А здесь только Эльдар Рязанов. Фрида уважила писателей, а они еще изображают. В чем причина? Причина в зависти. Ей завидуют, не иначе.

Фрида вздохнула и пошла своей дорогой. А мы – своей.

Навстречу легкой походкой шествует Фроська Гуд-бай. Вообще-то она Ефросинья Яковлевна, вдова писателя Кремлева. Он, конечно, никакой не Кремлев. Это псевдоним. Настоящую его фамилию я не знаю, но это не имеет значения. Кремлев давно умер, а «покойники все одинаковые», как сказал один из героев Владимира Войновича.

Кремлев канул в Лету, а Фроська осталась. Ей под семьдесят, но все почему-то зовут ее Фроська. Поговаривают, что она работала у Кремлева домработницей, а потом плавно перетекла в статус жены.

Она решила выучить английский язык, но запомнила только два слова: «гуд-бай». Прощалась исключительно по-английски, отсюда пошло ее прозвище Фроська Гуд-бай.

Фроська следила за своей внешностью, делала подтяжки на лице. Предпочитала подтяжки частичные: убирала морщинки вокруг глаз, а те, что вокруг губ, оставались на месте. Это было довольно странное зрелище: верх лица как после ожога, кожа гладкая и неестественно тонкая, а рот собран в кисет.

Симпатичным оставался ее смех. Хохотала Фроська громко и с аппетитом. Смех – это серьезная характеристика, кто понимает. Смех может многое сказать о душе и даже об уме.

Фроська почитала своего Кремлева и очень хотела издать его собрание сочинений. Но никто не брал, ни одно издательство. И даже не читали.

Однажды Фроська пришла ко мне с объемной рукописью, попросила ознакомиться и, если можно, переписать заново. За это она предложила мне кусок земли. Бартер. Я – новую современную рукопись, она – землю. У Фроськи был самый большой участок в поселке.

Прежде чем что-то обещать, я решила прочитать рукопись. Выбрала время и углубилась в «труд усердный, безымянный».

Художественной ценности рукопись не имела. «Но знаешь ли, о, как велик труд, не познавший поощренья». Это слова Беллы Ахмадулиной.

Я сказала Фроське, что не могу переписать роман, поскольку я погружена в совершенно другую реальность и ничего не понимаю в тридцатых годах. Роман я тем не менее похвалила. У меня бы язык не повернулся критиковать покойного писателя, подвергать сомнению всю прошлую жизнь Ефросиньи Яковлевны. Она гордится своим прошлым, и пусть все так и останется. В конце концов, любят всяких, не только талантливых и успешных. Успешные очень часто – козлы, не только внешне, но и внутренне.

Роман я переписывать не стала. Кусок земли Фрося продала Фриде.

Фрида построила дом, и не один, а два. Один себе, другой Яше.

Забегая вперед, скажу: Фрида построила. Продала. И умерла.

Дом купил богатый человек. Кто именно, не знаю. И никто не знает. Из ворот время от времени выходит нянька и вывозит на коляске больную девочку. Богатые тоже плачут.

А дом, построенный Фридой, гордо возвышается за забором.

Дома стоят дольше, чем люди.

Эльдар Рязанов

Я познакомилась с Эльдаром Рязановым в шестьдесят седьмом году. Его назначили моим художественным руководителем.

Дело было так: я написала свой первый в жизни рассказ «День без вранья». Его заметили. Мне заказали на «Мосфильме» сценарий, приставили молодого режиссера Андрея Ладынина. Андрей оказался сыном великого и всемогущего Ивана Пырьева.

Пырьев любил Андрея, испытывал угрызения совести, поскольку бросил его мать Марину Ладынину и жил с молодой.

Андрей после развода родителей остался с отцом. По-моему, он был несчастен. Главное его несчастье – разлад мечты с действительностью. Лермонтовский комплекс. Он вынужден был снимать кино, не являясь внутренне режиссером. У него была другая начинка. Сын не обязан продолжать династию родителей. В нем могут оказаться совсем другие гены. Я думаю, так себя чувствует гомосексуалист. Внешне он – парень и вынужден жить, как парень, а внутри – девушка, и должен это прятать.

Так и Андрей. Я не знаю, кем он был по призванию. Возможно, ученый, технарь, но только не режиссер.

Мы начали работать. Андрей сидел с оттянутым, как у отца, затылком и грыз спички, и ничего не мог предложить. Тоска.

Звезда Пырьева уже закатывалась. Его травили разные сволочи, которые когда-то его возносили. В кино много подлецов. Почему? Потому что никто добровольно не признает себя бездарью. Всегда кто-то в этом виноват. И они мстят за свою бездарность.

Пырьева втирали пяткой в землю, но он все еще оставался всесильным и распоряжался судьбами молодых. Он приторочил к нашему сценарию Эльдара Рязанова, назначил его художественным руководителем.