Домашняя жизнь русских царей

Таким образом, и древний пир не носит в себе ни малейших признаков общинного начала, как бы следовало, однако ж, ожидать при известном участии этого начала в жизни. Общежитие формируется не по общинному началу, а по родовому, и пир, как выражение общественности, представляет по формам взаимных отношений как бы собравшееся родство, а не общество, в том смысле, какой этому слову придают теперь. Как в семье или роде, по последовательному распределению крови от старшего, в строгом смысле, не может быть двух лиц, равных между собой, так и на пиру нет равных членов: здесь относительно все или старшие, или младшие; а если б и явились такие равные, вследствие ли запутанного сплетения родственных нитей или понятий об отческой чести, то равенство их тотчас же было нарушаемо сидением на местах. Места на лавке были не равны: начиная от большего, они постепенно понижались. Одного места двое занять не могли, следовательно, кто-нибудь должен был сесть ниже. Хотя старина и чувствовала нелепость таких отношений, замечая, что «бывает-де в пирах и в беседах, что глупые люди, хотя и впереди сидят, но и тут их обносят, а разумного и в углу видят и находят», и благодушно утишая таким образом затерянную среди этих мест человеческую личность, тем не менее это ниже, этот счет отческого старшинства принимался все-таки за главнейшее основание взаимных отношений.

Яркими красками рисуются эти отчинные счеты в разрядных записках и особенно в сочинении Котошихина: «Как у царя бывает стол на властей (духовных) и на бояр и бояре учнут садиться за стол, по чину своему боярин под боярином, окольничий под окольничим и под боярами, думный человек под думным человеком и под окольничими и под боярами, а иные из них, ведая, с кем по породе своей ровность, под теми же людьми садитися за столом не учнут, поедут по домам, или у царя того дни отпрашиваются куды к кому в гости; и таких царь отпущает. А буде царь уведает, что они у него учнут проситься в гости на обманство, не хотя под которым человеком сидеть, или не прошався у царя поедет к себе домов: и таким велит быть и за столом сидеть, под кем доведется. И они садитись не учнут, а учнуть бити челом, что ему ниже того боярина, или окольничего, или думного человека сидети не мочно, потому что он родом с ним ровен, или и честнее, и на службе и за столом преж того род их с тем родом, под которым велят сидеть, не бывал: и такого царь велит посадити сильно; и он посадити себя не дает, и того боярина бесчестит и лает. А как его посадят сильно и он под ним не сидит и выбивается из-за стола вон и его не пущают и разговаривают, чтоб он царя не приводил на гнев и был послушен; и он кричит: хотя-де царь ему велит голову отсечь, а ему под тем не сидеть и спустится под стол; и царь укажет его вывести вон и послать в тюрьму или до указу к себе на очи пущати не велит. А после того, за то ослушание, отнимается у них честь, боярство или окольничество и думное дворянство, и потом те люди старой своей службы дослуживаются вновь. А кому за такие вины бывают наказания, сажают в тюрьму, и отсылают головой, и бьют батоги и кнутом: и то записывают в книги, именно, впредь для ведомости и спору».