27 апреля 1645 г. царский казначей, лицо по тому времени довольно значительное, Богдан Минич Дубровский поссорился в государевой Передней избе с дворянином Васильем Колтовским, который перед тем подал было на него государю в Комнату челобитье о несправедливом решении его спорного дела. Но челобитной при докладе не явилось. Колтовской спрашивал думного дьяка и подьячих, и потом, когда, по окончании докладов, казначей Дубровский вышел из царской Комнаты в Переднюю, Колтовской заметил ему, что странно, как его челобитная пропала и не оказалась при докладах. В ссоре сказаны были с обеих сторон обидные слова, и Дубровский в тот же день принес государю жалобу о бесчестье. Государь велел стряпчему с ключом Ивану Михайловичу Оничкову сделать сыск и о нем доложить. Узнав о жалобе Дубровского, Колтовской через два дня подал свою челобитную о бесчестье и также с росписью свидетелей. Чем дело кончилось, неизвестно.
Расходившихся и разобиженных царедворцев ничто не могло унять, когда они считались и бранились между собою. Мало останавливала их статья Уложения, сулившая тюрьму и денежную бесчестную пеню, статья, которая, со своей стороны, служит самым ярким и убедительным свидетельством, что царский дворец очень часто оглашался неистовою бранью от своих же ближайших слуг, что закон явился как неизбежная мера против буйных нравов царедворцев. То же свидетельствуют и указы последующего времени. В 1683 г., января 4-го, объявлено общее подтверждение, чтобы стольники, стряпчие, дворяне, жильцы, всякий в свое дневанье, сидели в указных палатах смирно и меж себя бесчинства и шума никакого и брани не чинили, а кто будет бесчинствовать и шуметь и браниться, тех велено присылать в Разряд. Даже большие, приближенные люди нисколько не отличались в своих поступках от младших, площадных людей. Их точно так же не останавливала ни близость царских покоев, где они, впрочем, постоянно и находились, ни близость особы государя. Часто в его присутствии начиналась брань. Так, в 1652 г., ноября 22-го, сидел государь с бояры в Думе: боярин и оружейничий Гаврила Пушкин и брат его, окольничий Степан Пушкин, бранились, в его присутствии, с боярином князем Юрьем и окольничим князем Дмитрием Долгорукими за то, что им, Пушкиным, меньше их, Долгоруких, быть не можно; за что, разумеется, и посланы были в тюрьму.
В.
Сила местнических счетов была так велика, что нередко и страх государевой опалы ничего не мог сделать против подобных споров и протестов. Здесь, по крайней мере, буйный протест оправдывался официальным значением местнических счетов, так что протестовавший иногда оставался правым. Но, привыкшие стойко и всегда грубо считаться о местах, искать своего права, бояре с тем же буйством вели себя и в случае простых личных оскорблений, которые они всегда умели связать с оскорблением всему роду, и грубое слово, сказанное лицу, распространяли на бесчестье отцов и дедов, братьев и племянников. Впрочем, необходимо заметить, что и противники в своих ругательствах пользовались всяким случаем, чтоб припомнить и как можно сильнее задеть какие-либо родовые старые грешки, бесчестившие весь род поголовно. Так, в 1691 г. брань возникла между двумя самыми знатными и значительными лицами, между знаменитым впоследствии князем Яковом Долгоруким и князем Борисом Алексеевичем Голицыным, дядькой Петра, любимым и влиятельным человеком. Желябужский179
рассказывает в своих «Записках»:«Побранился князь Яков Федорович Долгорукой в Верху с боярином князем Борисом Алексеевичем Голицыным, называл он, князь Яков, его, князя Бориса Алексеевича, изменничьим правнуком, что при Розстриге прадед его, князя Бориса Алексеевича, в Яузских воротех был проповедником. И за те слова указано ему, князю Якову Долгорукому, боярину князю Борису Алексеевичу Голицыну и отцу его, боярину князю Алексею Андреевичу Голицыну, и братьям его всем (заплатить за бесчестье); а за бесчестье полатное, что он, князь Яков, говорил в государевой Полате при боярах, послан он, князь Яков, был в тюрьму, и не довели его, князя Якова, до тюрьмы, воротили от Спасских Ворот».
Но Долгорукие, как ими объяснено, не могли уплатить такой суммы, и по Уложению их следовало бить кнутом, чего вначале, может быть, и хотел их соперник, кн. Голицын. Дело, однако, тянулось и окончилось со стороны Голицыных отказом от взыскания по случаю смерти Голицына-отца.