Читаем Домашний компьютер № 9 (123) 2006 полностью

Причин для столь низкого процента — несколько. Начнем с «Пеленга». Это — настоящий «рыбий глаз» с фокусным расстоянием 8 мм и охватом 180 градусов и без исправления искажений по краям, которые применяются в описанном мною в предыдущей «Козлонке» Sigma 10—20 (хотя разница в фокусных расстояниях — всего в два миллиметра). Однако из-за кроп-фактора (размер матрицы меньшего размера пленочного кадра) — уходит один из основных эффектов «рыбьего глаза»: снимок, вписанный в окружность (мне не известен ни один «рыбий глаз», сделанный под неполноразмерную матрицу), а остается эдакое кэширование по краям. Оно бы, вроде, и ничего, — однако эти самые «края» выглядят столь «радужными» и размытыми (да и в центре кадра не возникает ощущения кристальной четкости), что, несмотря на эффектное искажение действительности, снимки тут же хочется выбросить в корзину (что в подавляющем большинстве случаев я и сделал), тем более что для каждого «рыбьеглазьего» кадра я снимал чуть более скромные дубли с помощью заметно более качественного сверхширокоугольника Sigma 10—22 при фокусе 10, и они, по сумме, всегда заметно выигрывали. Оно конечно, «Пеленг» стоит не полторы тысячи долларов, как его кэноновский аналог, а вдесятеро дешевле (около 140). Но тут в самую пору вспомнить «укоризну» пушкинского Балды про погоню за дешевизной. В конечном счете, у меня возникло впечатление, что лучшее применение белорусскому чуду — это использование его в качестве сверхдорогого дверного глазка.

Другое дело — МС 3М-5 СА. Если кто не в курсе, это один из двух выпускавшихся в свое время Красногорским заводом зеркальных телеобъективов (второй — МТО-1000), устроенных по принципу зеркальных телескопов Максутова: реальность попадает в него, отражается от вогнутого зеркала, посылается на маленькое центральное и уже оттуда — сквозь специальное отверстие в центре большого зеркала — в аппарат. Что, поскольку свет внутри гуляет туда-сюда, дает удивительно небольшую длину таких объективов по сравнению с обычными телевиками (правда, отчасти — за счет их дополнительной толщины), однако чревато и некоторыми «родовыми» недостатками: фиксированной, причем довольно большой (8 у МС 3М-5 СА и 10 у МТО-1000 и его наследников) диафрагмой и «бубликами», отображающими отверстие в центре зеркала и возникающими на размытом фоне в местах повышенной яркости. (Вот, думаю, откуда растут ноги у доброй части НЛО, — ведь зеркальные тысячники многие используют как домашние телескопы.) Впрочем, второго недостатка можно избежать, если понимать, что и чем снимаешь, — однако такое понимание само по себе заметно уменьшает возможности применения подобного объектива.

Но визуально слишком небольшая разница между фокусным расстоянием дважды стабилизированного Canon’овского EF 70—300 mm и 500 мм красногорского чуда выявила, что добавочные возможности последнего вряд ли заметно пересилят отсутствие автофокуса (к нему очень быстро привыкаешь), малую светосилу и эти самые энэлошные круги. Впрочем, «рисует» объектив, в отличие от белорусского чуда, очень и очень прилично, так что мной овладела идея при появлении свободных денег приобрести-таки зеркальный объектив с метровым фокусным расстоянием — благо, он, отечественного производства, сравнительно недорог (1200-й «кэнон», выпускающийся только под заказ, стоит, кажется, около 125 тысяч долларов, а последняя, просветленная, реинкарнация отечественного зеркального тысячника — «РУБИНАP 10/1000» — восемь тысяч рублей, непросветленная же — МТО 11 СА 10/1000 — вообще, семь двести). Я понимаю, что дай бог мне найти под такой объектив кадра три в год, но за эти деньги, полагаю, и трех суперэффектных кадров — вполне достаточно.



Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ага!» и его секреты
«Ага!» и его секреты

Вы бы не хотели, скажем, изобрести что-то или открыть новый физический закон, а то и сочинить поэму или написать концерт для фортепьяно с оркестром?Не плохо бы, верно? Только как это сделать? Говорят, Шиллер уверял, будто сочинять стихи ему помогает запах гнилых яблок. И потому, принимаясь за работу, всегда клал их в ящик письменного стола. А физик Гельмгольц поступал иначе. Разложив все мысленно по полочкам, он дожидался вечера и медленно поднимался на гору лесной дорогой. Во время такой прогулки приходило нужное решение.Словом, сколько умов, столько способов заставить мозг работать творчески. А нет ли каких-то строго научных правил? Одинаковы ли они для математиков, биологов, инженеров, поэтов, художников? Да и существуют ли такие приемы, или каждый должен полагаться на свои природные способности и капризы вдохновения?Это тем более важно знать, что теперь появились «электронные ньютоны» — машины, специальность которых делать открытия. Но их еще нужно учить.Решающее слово здесь принадлежит биологам: именно они должны давать рецепты инженерам. А биологи и сами знают о том, как мы думаем, далеко не все. Им предстоит еще активнее исследовать лабораторию нашего мышления.О том, как ведутся эти исследования, как постепенно «умнеют» машины, как они учатся и как их учат, — словом, о новой науке эвристике рассказывает эта книга.

Елена Викторовна Сапарина

Зарубежная компьютерная, околокомпьютерная литература