Домби и сын

— Миссъ Гэрріетъ, я былъ бы дурнымъ человкомъ… то есть, я дурной и теперь, но былъ бы еще хуже, если бы не поспшилъ отъ всего сердца предложить полную готовность къ вашимъ услугамъ. Да, я принимаю вс ваши условія и клянусь честью, ничто въ свт не вырветъ y меня вашей тайны. Итакъ, если м-ръ Домби дйствительно будетъ доведенъ до крайности, неизбжной въ его положеніи, то я съ полною охотой принимаю на себя привести въ исполненіе великодушный планъ, на который вы и братъ вашъ Джонъ ршились съ общаго согласія.

Она подала ему свою руку и поблагодарила.

— Миссъ Гэрріетъ, — сказалъ онъ, удерживая ее, — говорить вамъ о достоинств великой жертвы, или, правильне, самоотверженности, на которую вы ршились, было бы дломъ празднымъ и большою дерзостью съ моей стороны. Совтовать вамъ внимательне обсудить и обдумать свой планъ — было бы опять безразсудно и дерзко. Я не имю никакого права останавливать или ограничивать великій конецъ великой исторіи неумстнымъ представленіемъ своихъ собственныхъ соображеній и разсчетовъ. Смиренно склоняю голову передъ вашей доврчивостью, счастливый и довольный сознаніемъ, что она происходитъ отъ высшаго и чистйшаго источника вдохновенія. Скажу только одно: я — вашъ врный управитель, и если бы мн предоставили выбирать свое положеніе въ свт, я бы хотлъ только остаться избраннымъ вашимъ другомъ и ничмъ боле.

Она поблагодарила опять отъ чистаго сердца и пожелала ему покойной ночи.

— Очень вамъ благодарна, м-ръ Морфинъ. Я не прямо домой. Мн надобно еще сдлать визитъ. Не угодно ли вамъ пожаловать завтра?

— Съ большимъ удовольствіемъ; завтра я приду. A между тмъ я подумаю, какъ лучше взяться за ваши дла. Вы, конечно, сами будете думать о нихъ, милая Гэрріетъ, и… и… могу ли надяться, что въ связи съ ними подумаете немножко и обо мн?

Онъ проводилъ ее до кареты, стоявшей y вороть. Не будь его хозяйка глуха, какъ тетеревъ, она бы пременно услыхала бы, какъ м-ръ Морфинъ, взбираясь къ себ наверхъ, бормоталъ про себя, что вс мы исчадія привычки, и что самая скверная привычка — оставаться до старости холостякомъ.

Онъ взялъ віолончель, лежавшую на соф между двумя стульями, и услся на свое прежнее сдалище, не спуская глазъ съ порожняго стула, который стоялъ передъ нимъ. Инструментъ не замедлилъ издать звуки нжные, патетическіе и сладостные до чудовищной степени совершенства; но эта музыкальная экспрессія ровно ничего не значила передъ выраженіемъ, которое м-ръ Морфинъ сообщилъ своему лицу, умиленному и разнженному до того, что онъ не разъ принужденъ былъ прибгать къ обычному врачеванію капитана Куттля и растирать свой носъ рукавомъ изношеннаго сюртука. Но мало-по-малу лицо его прояснилось, глаза осмыслились, и віолончель начала издавать гармоническіе звуки одной изъ національныхъ псенъ, гд важнйшую роль играетъ, такъ называемый, "гармоническій кузнецъ", который нсколько сродни камаринскому мужику. Эта псенка повторилась нсколько разъ сряду, и віолончель, въ связи съ порожнимъ стуломъ, оставалась до глубокой полночи единственнымъ товарищемъ стараго холостяка.

Когда Гэрріетъ оставила жилище м-ра Морфина, кучеръ ея наемной кареты принялся разъзжать по грязнымъ переулкамъ и закоулкамъ одного изъ лондонскихъ предмстій, пока, наконецъ, не выхалъ на какую-то площадку, гд торчало нсколько старыхъ домовъ, расположенныхъ между садами. Здсь онъ остановился y одной садовой калитки, и Гэрріетъ, очевидно, привыкшая къ этимъ путешествіямъ, вышла изъ кареты.

Вскор на звонъ колокольчика явилась женщина пожилыхъ лтъ, съ унылымъ и болзненным ь лицомъ, съ глазами, поднятыми кверху, и съ головою, опущенною внизъ. При вид Гэрріетъ, она сдлала болзненный книксенъ и черезъ садъ провела ее въ домъ.

— Здравствуйте, м-съ Виккемъ. Какъ ваша больная? — спросила Гэрріетъ.

— Плохо, матушка, плохо. Я ужасно боюсь. Она, видите ли, сударыня, съ нкоторыхъ поръ напоминаетъ мн Бетси Джанну моего дяди, — заключила м-съ Виккемъ, испуская болзненный вздохъ.

— Въ какомъ отношеніи? — спросила Гэрріетъ.

— Да во всхъ, матушка. Разница лишь та, что Бетси Джанна умирала ребенкомъ, a эта ужъ большая.

— Но вы сказали мн прошлый разъ, что ей гораздо лучше. Стало быть, еще можно надяться, м-съ Виккемъ.

— Не говорите, матушка. Надежда хороша для тхъ, кто не видалъ кручины въ своей жизни, a я на своемъ вку довольно натерплась и наглядлась всякой всячины, сударыня моя. О, вы еще не знаете, что такое всякая всячина: это, съ позволенія сказать, такая подлая вещь, что Боже упаси!

— Вамъ надобно стараться быть веселе.

— Благодарю васъ, матушка. Если бы еще и оставалась какая веселость въ моей голов, — вы извините, что я откровенничаю, — такъ я потеряла бы ее въ одни сутки въ этомъ скаредномъ мст. Скука такая, хоть бги изъ дому! Впрочемъ, я никогда не видала красныхъ дней. Одно житье въ Брайтон за нсколько лтъ передъ этимъ укоротило, я думаю, мою жизнь на цлый десятокъ годовъ.