Домби и сын

— Встанетъ она, говорю я, — повторяла старуха, длая въ воздух грозный жестъ своимъ кулакомъ, — и пристыдитъ ихъ всхъ своими прекрасными глазами… вотъ что! Пристыдитъ, говорю я, и всхъ ихъ… да!.. Оттолкнули мою дочку, отринули, вышвырнули, загнали; но есть y ней родство — охъ, какое родство! — и она могла бы имъ гордиться, если бы хотла! Да, славное родство! Тутъ не было пастора и обручальныхъ колецъ, но родство заключено, и не сломать, не уничтожить его злымъ людямъ! Покажите мн м-съ Домби, и я вамъ укажу первую двоюродную сестрицу моей Алисы!

Жгучіе глаза больной, обращенные на Герріетъ, подтвердили истину этихъ словъ.

— Какъ? — кричала старуха, страшно мотая головой, которая хотла, какъ будто, выскочить изъ грязнаго туловища. — Я стара теперь, безобразна, видите ли, a бывали встарину праздники и на моей улиц! Состарили меня не годы, a всего больше эта проклятая жизнь и привычки. Но и я была молода, хороша была, и посмотрли бы вы, какъ ласкали меня въ старые годы! Разъ прибыли въ нашу сторону отецъ м-съ Домби и его братъ, веселые джентльмены; оба они умерли, Господь съ ними! охъ, какъ давно умерли! Братъ, который былъ отцомъ моей Алисы, умеръ прежде. Они зазжали къ намъ изъ Лондона, и нечего сказать, весь народъ любовался на нихъ, a они любовались на меня… вотъ какъ бывало въ старые годы!

Она приподняла немного свою голову и обратилась къ дочерниному лицу, какъ будто воспоминанія молодыхъ лтъ привели ее невольно къ воспоминанію о своей дочери.

— Они оба были похожи другъ на друга, какъ дв капли воды, — кричала старуха, — однихъ лтъ, одинаковаго нрава, и разницы между ними, если не ошибаюсь, былъ только одинъ годъ. О, если бы вы видли, какъ моя Алиса тогда сидла рядкомъ съ дочерью другого джентльмена — я это видла и никогда не забуду! Он были точь въ точь, какъ родныя сестры, несмотря на разницу въ своихъ платьяхъ и привычкахъ. О, неужто прошло это сходство! Неужто только одна моя дочь измнилась и пропала!

— Вс мы, матушка, измняемся и пропадаемъ, каждая въ свою очередь, — сказала Алиса.

— Очередь! Зачмъ же такъ рано пришла очередь моей дочери, a не ея! Ея мать измнилась, это правда, и превратилась, съ позволенія сказать, въ такую же хрычовку, какъ я, прости Господи; но и она была красавицей встарину. Что такое я сдлала противъ нея? Неужто она д_у_р_и_л_а меньше, чмъ я? Не меньше и не лучше, a вотъ только моя, одна только моя дочка захворала и зачахла.

И вдругъ, испустивъ пронзительный крикъ, она бросилась въ ту комнату, откуда пришла, но немедлеино воротилась опять, подковыляла къ Гэрріетъ и сказала:

— Вотъ все, о чемъ Алиса просила меня сказать вамъ. Все до тла. Я провдала о ней въ одно лтнее время, когда слонялась по Уорвиксширу, гд и она тогда проживала съ своей матерью, съ той хрычовкой, видите ли, которая все блилась да румянилась. Все я провдала. Но такія родственницы, сказать по правд, для меня не годились. Он не дали мн ни полушки. Если бы этакъ я заикнулась передъ ними на счетъ деньженокъ для моей Алисы, которая ей двоюродная сестра, он, я думаю, придавили бы меня, какъ лягушку. Вотъ и дочка-то моя, сказать по правд, горда, пожалуй, еще болыьше, чмъ она, — продолжала старуха, съ робостью прикасаясь къ лицу Алисы. — Теперь она присмирла, касатушка моя; но дайте-ка ей встать, она пристыдитъ ихъ своими прекрасными глазами и осрамитъ такъ, что имъ не собрать костей. Не правда ли, моя лебедка, ты вдь осрамишь ихъ?

Старуха захохотала, и этотъ хохотъ былъ гораздо отвратительне, чмъ ея крикъ, и гораздо страшне, чмъ взрывъ безсильнаго воя, которымъ онъ окончился. Она встала, вышла изъ комнаты и опять услась на прежнее мсто, чтобы глазть на темноту ночную черезъ открытое окно.

Глаза Алисы во все это время были устремлены на Гэрріетъ, которую она продолжала держать за руку. Теперь она сказала:

— Мн казалось, я буду нсколько спокойне, когда вы узнали эту исторію. Она, думалось мн, объяснитъ вамъ отчасти крайности разврата, который меня сгубилъ. Мн слишкомъ часто толковали, что я нарушаю свои обязанности, и я, въ свою очередь, невольно утвердилась въ мысли, что другіе люди не исполнили своихъ обязанностей по отношенію ко мн. Смя какъ посяно, такъ и взошло. Дочери богатыхъ, но дурныхь матерей могутъ, въ свою очередь, сбиваться съ прямой дороги, но путь ихъ никогда не можетъ быть такъ гадокъ, какъ мой. Теперь все прошло. Все это представляется мн какимъ-то сномъ, котораго теперь я не могу ни хорошенько вспомнить, ни отчетливо понять. И этотъ сонъ видлся мн каждый день съ того времени, какъ вы начали сидть здсь и читать для меня. Пересказываю его вамъ, сколько могу помнить. Не потрудитесь ли вы еще почитать для меия?

Гэрріетъ тихонько отстранила свою руку, чтобы открыть книгу, но Алиса удержала ее опять.

— Вы не забудете моей матери? Я простила ей все, въ чемъ, по моему, она виновата. Я знаю, что она прощаеть меня и слишкомъ тужитъ обо мн. Вы не забудете ея?

— Никогда, Алиса!

— Еще минуту. Положите мою голову такъ, чтобы я могла на вашемъ добромъ лиц видть слова, которыя вы станете читать.