Домби и сын

— О, не врь имъ, милый Павелъ, не врь! Положись на мою опытность, мой другъ, я знаю въ чемъ дло: Фанни должна сдлать надъ собой усиліе, вотъ и все тутъ. Но къ этому усилію, — продолжала сестра, снимая шляпку и хлопотливо надвая перчатки, — ее надобно поощрить, побудить и даже принудить въ случа нужды. Пойдемъ со мной.

Ha этотъ разъ м-ръ Домби дйствительно поврилъ своей сестр, какъ опытной женщин. Онъ нсколько успокоился и молча пошелъ за ней въ комнату больной.

Родильница, какъ и прежде, лежала въ постели, прижавъ къ груди маленькую дочь. Двочка, какъ и прежде, плотно прильнула къ матери, не поднимая головы, не отнимая щекъ отъ ея лица. Она не обращала никакого вниманія на окружающихъ, не говорила, не шевелилась, не плакала.

— Ей длается хуже безъ этой двочки, — шепнулъ докторъ м-ру Домби. — Мы нарочно ее оставили.

Вокругъ постели господствовала торжественная тишина. Врачи смотрли на безжизнениое лицо съ такимъ состраданіемъ, съ такою безнадежностью, что м-съ Чиккъ хотла сначала оставить свое намреніе. Вскор однако-жъ, призвавъ на помощь свою храбрость и то, что называлось y ней присутствіемъ духа, она подсла къ постели и тихонько проговорила такимъ голосомъ, какъ-будто хотла разбудить спящую:

— Фанни! Фанни!

Никакого отвта! Торжественная тишина нарушалась только громкимъ боемъ карманныхъ часовъ м-ра Домби и доктора Паркера Пепса.

— Фанни, милая Фанни, — повторяла м-съ Чиккъ съ принужденною веселостью, — здсь м-ръ Домби, онъ желаетъ видть тебя. Не хочешь ли говорить съ нимъ? Надо сюда положить твоего ребенка, Фанни, твоего сына, моя милая; ты еще не видала его? A вдь нельзя его положить, пока ты не привстанешь. Ну, моя милая, понатужься немножко; ну же?

Она нагнулась ухомъ къ постели и прислушивалась, значительно въ то же время посматривая на зрителей, поднявъ палецъ вверхъ.

— Ну же, ну! — повторила она. — Что ты говоришь, Фанни? Я не разслышала.

Нмое, упорное молчаніе, ни малйшаго звука въ отвтъ. Часы м-ра Домби и Пепса бжали взапуски, стараясь, по-видимому, перегнать другъ друга.

— Что-жъ ты, въ самомъ дл, милая Фанни? — говорила невстка, перемняя положеніе и принявъ серьезный тонъ. — Я разсорюсь съ тобой, если ты не встанешь. Теб необходимо сдлать усиліе, быть можетъ, болзненное, мучителыюе усиліе; но ты знаешь, Фанни, на этомъ свт ничего не достается даромъ, и мы не должны унывать, когда такъ много зависитъ отъ насъ. Ну же, милая Фанни, попробуй, попытайся, не то я право разсержусь на тебя.

Бготня часовъ при слдующей пауз доходила до свирпаго неистовства: казалось, они сталкивались и колотили другъ друга.

— Фанни! — продолжала Луиза, осматриваясь вокругъ съ возрастающимъ безпокойствомъ. — По крайней мр, взгляни на меня. Открой глаза и покажи, что ты слышишь и понимаешь меня: не такъ ли? — Ахъ, силы небесныя! Ну что тутъ длать, господа?

Врачи значительно помнялись взорами черезъ постель. Акушеръ, нагнувшись, шепнулъ что-то на ухо ребенку. Не понявъ содержанія словъ, двочка обратила на доктора свое совершенно безцвтное лицо и глубокіе темные глаза; но ни на сколько не измнила своей позы.

Докторъ повторилъ свои слова.

— Маменька! — сказала двочка.

Знакомый любимый голосокъ пробудилъ лучъ сознанія въ угасающей душ. Больная открыла глаза, и легкая тнь улыбки показалась на ея устахъ.

— Маменька! — кричалъ ребенокъ, громко рыдая. — Милая мама! Охъ, милая мама!

Докторъ тихонько отнялъ локоны двочки отъ лица и губъ матери. Увы! Какъ спокойно они тамъ лежали! Какъ мало было дыханія въ этихъ устахъ, чтобы пошевелить ихъ!

И бдная мать, крпко ухватившись за эту слабую втку, въ ея объятіяхъ, поплыла далеко по темному и невдомому морю, которое волнуется вокругъ всего свта.

Глава II Изъ которой видно, какъ въ благоустроенныхъ фамиліяхъ заране принимаютъ мры противъ всего, что можетъ случиться

— Ахъ, какъ я рада, что за все простила бдную Фанни! Вдь вотъ оно что, — кто бы могъ предвидть такой случай? Ужъ подлинно, самъ Богъ меня надоумилъ. Ну, теперь что бы ни случилось, a это всегда будетъ для меня утшеніемъ.

Такъ говорила м-съ Чиккъ, воротившись въ гостиную отъ модистокъ, занятыхъ наверху шитьемъ фамильнаго траура. Это замчаніе она сдлала въ назиданіе своего супруга, м-ра Чикка, толстаго, плшиваго джентльмена съ широкимъ лицомъ, съ руками постоянно опущенными въ карманы. М-ръ Чиккъ имлъ маленькую слабость насвистывать и напвать разныя аріи везд, гд бы ни привелось ему быть, и теперь, въ дом стованія и печали, ему трудно было удержаться отъ любимой привычки.

— Не суетись такъ, Луиза, — замтилъ въ свою очередь м-ръ Чиккъ, — съ тобой, пожалуй, опять сдлаются спазмы. Тра-ла-ла! Фи, чортъ побери, все забываюсь. — Какъ, подумаешь, коротка жизнь-то человческая!

М-съ Чиккъ бросила сердитый взглядъ и продолжала свою назидательную рчь: