Домби и сын

Облегчая душу откровеннымъ разговоромъ, Бриггсъ сказалъ въ спальной своимъ товарищамъ, что y него ужасно разломило голову, и что онъ очень бы желалъ умереть, если бы не жаль было матери и чернаго дрозда, который остался y него дома. Тозеръ говорилъ мало, зато много вздыхалъ и совтовалъ Павлу держать ухо востро, потому что завтра и до него дойдетъ очередь. Посл этихъ пророческихъ словъ онъ раздлся и легъ въ постель. Когда Бриггсъ и Павелъ тоже накрылись одялами, въ спальню вошелъ подслповатый парень, потушилъ огонь и пожелалъ джентльмечамъ спокойной ночи и пріятнаго сна. Но это искреннее желаніе не принесло своихъ плодовъ. Павелъ, который долго не могъ заснуть, да и посл часто просыпался, замтилъ, что Бриггса ужасно давитъ его урокъ, какъ домовой, a Тозеръ, подавляемый во сн такими же впечатлніями, хотя въ меньшей степени, разговаривалъ на неизвстныхъ языкахъ, бормоталъ греческія и латинскія фразы, равно непонятныя для Павла. Все это среди ночного безмолвія производило какое-то дикое и крайне непріятное впечатлніе.

Наконецъ, сладкій сонъ сомкнулъ утомленные глаза маленькаго Павла, и пригрезилось ему, будто гуляетъ онъ подъ руку съ Флоренсой въ прекрасномъ саду, будто любуются они цвтами и подходятъ къ огромному подсолнечнику, который вдругъ вревратился въ мдный тазъ и загудлъ престрашнымъ образомъ надъ самымъ ухомъ. Открывъ глаза, онъ увидлъ пасмурное зимнее утро съ мелкимъ дождемъ и въ то же время дйствительно услышалъ громкіе звуки таза, подававшаго страшные сигналы къ приготовленію въ классъ.

Товарищи его уже встали. У Бриггса отъ печали и ночного кошмара лицо опухло и раздулось до такой степени, что почти не видно было глазъ. Онъ надвалъ сапоги и казался въ самомъ дурномъ расположеніи духа, точно такъ же, какъ Тозеръ, который былъ уже совсмъ одтъ и стоялъ передъ окномъ, вздрагивая и подергивая плечами. Бдный Павелъ, отъ непривычки, не могъ одться самъ собою и попросилъ товарищей сдлать милость подтянуть ему снурки; но Бриггсъ сказалъ только: "пошелъ прочь", a Тозеръ проговорилъ: «убирайся» и отвернулся къ окну. Ребенокъ кое-какъ снарядился и сошелъ въ нижній этажъ, гд увидлъ красивую молодую женщину въ кожаныхъ перчаткахъ, выгребавшую золу изъ камина. Казалось, она была чрезвычайно изумлена появленіемъ ребенка, и спросила, гд его мать. Когда Павелъ сказалъ, что она умерла, молодая женщина скинула перчатки, сдлала, что для него было нужно, отогрла его руки, поцловала его и сказала, что если еще когда-нибудь окажется въ чемъ нужда — разумется относительно платья, — то ему стоитъ только позвать Мелію, и она сейчасъ къ его услугамъ. Павелъ поблагодарилъ отъ всего сердца и тихонько поплелся въ классъ, гд молодьге джентльмены готовились къ своимъ урокамъ; но проходя мимо одной непритворенной комнаты, оні услышалъ голосъ.

— Ты ли это, Домби?

— Я, миссъ.

Это была Корнелія, и Павелъ узналъ ее по голосу.

— Войди сюда, Домби, — сказала миссъ Блимберъ.

И Павелъ вошелъ. Миссъ Блимберъ была точно въ такомъ же костюм, какъ и наканун, за исключеніемъ шали на ея плечахъ. Очки уже красовались на ея носу, и Павелъ спрашивалъ себя, неужели она и спитъ въ нихъ. У нея была особая маленькая комната съ книжнымъ шкафомъ и безъ камина; но миссъ Блимберъ никогда не чувствовала холоду и расположенія къ сонливости.

— Ну, Домби, теперь я выхожу, — сказала миссъ Блимберъ.

Павелъ удивился, куда и зачмъ идетъ она въ такую дурную погоду и почему вмсто себя не пошлетъ слугу, но онъ не сдлалъ никакого замчанія и обратилъ все свое вниманіе на маленькую кипу новыхъ книгъ, лежавшихъ на столик миссъ Блимберъ.

— Это твои книги, Домби, — сказалэ миссъ Блимберъ.

— Вс мои, миссъ?

— Вс, — отвчала Корнелія. — М-ръ Фидеръ скоро купитъ для тебя еще, если будешь хорошо учиться.

— Покорно благодарю, — сказалъ Павелъ.

— Такъ теперь я иду, — продолжала миссъ Блимберъ, — и пока я хожу, то есть, съ этого часа до завтрака, ты долженъ прочесть все, что здсь отмчено карандашемъ, и посл скажешь, все ли. ты хорошо понялъ. Не теряй времени, Домби; теб надобно торопиться… Ступай внизъ и начинай.

— Слушаю, миссъ, — отвчалъ Павелъ.

Книгъ было такъ много, что хотя Павелъ ухватился за нихъ обими руками, придерживая верхнюю подбородкомъ, средняя книга выскользнула, прежде чмъ онъ дошелъ до двери, и тогда весь этотъ грузъ попадалъ на полъ.