— Въ томъ-то вотъ и штука! — отвѣчалъ Точильщикъ, уставляя на столѣ огромную, завернутую въ простыню клѣтку и развязывая ее руками и зубами. — Это нашъ попугай.
— Попугай м-ра Картера, касатикъ?
— Да будешь ли ты держать свой языкъ на привязи, миссисъ Браунъ? Какое тебѣ дѣло до названія? Ты, ей Богу, съ ума сведешь бѣднаго парня! — заключилъ Точильщикъ, ухватившись въ припадкѣ отчаянія обѣими руками за свои волосы.
— Что? ты вздумалъ колоть меня, неблагодарный скотъ? — завизжала старуха въ порывѣ остервенѣнія.
— Да нѣтъ-же, бабушка Браунъ, ей Богу, нѣтъ! — возразилъ Точилыдикъ со слезами на глазахъ. — Ахъ, ты Господи твоя воля, что это за… Развѣ я не люблю тебя миссисъ Браунъ?
— A и вправду, Робинъ, ты меня очень любишь, цыпленочекъ ты мой!
И говоря это, м-съ Браунъ еще разъ заключила его въ свои нѣжныя объятія, изъ которыхъ онъ вырвался только послѣ продолжительной борьбы руками и ногами, при чемъ волосы его взъерошились и стали дыбомъ.
— Ну, признаться, — говорилъ Точильщикъ, задыхаясь отъ крайней усталосги послѣ продолжительной возни, — отъ этой любви бѣги хоть на каторгу… какъ ваше здоровье, миссисъ Браунъ?
— И не быть y меня цѣлую недѣлю, мошенникъ ты этакій! — говорила старуха тономъ дружескаго упрека.
— Что съ тобою, бабушка Браунъ? Развѣ я не сказалъ, что приду къ вамъ черезъ недѣлю въ этотъ самый вечеръ. Вотъ я и пришелъ. Ну что, какъ твои дѣлишки, бабуся? Все ли этакъ-того… понимаешь? Не мѣшало бы тебѣ быть немножко поумнѣе, миссисъ Браунъ. Я, право, охрипъ, толкуя съ тобой, и мое лицо, я думаю, побагровѣло отъ твоей ласки.
Говоря это, Точильщикъ утирался рукавами, какъ будто хотѣлъ стереть съ своего лица нѣжную полировку.
— Выпей винца, Робинъ, — сказала старуха, подавая ему налитый стаканъ, — теперь тебѣ очень не мѣшаетъ.
— Да таки и правда, миссисъ, Браунъ, покорно благодарю. За твое здоровье, бабушка, многія тебѣ лѣта, и да будетъ y тебя на томъ свѣтѣ… и прочая, и прочая.
Чего желалъ Точильщикъ, судить трудно, но на его лицѣ просвѣчивались не совсѣмъ добрыя пожеланія. Затѣмъ онъ обратился къ Алисѣ, которая сидѣла неподвижно и какъ будто устремила глаза на Точильщика, но на самомъ дѣлѣ смотрѣла позади его на лицо м-ра Домби, выставлявшееся изъ-за двери.
— И за ваше здоровье, сударыня! Тысячу вамъ лѣтъ съ полтысячью да съ четвертью; — аминь!
Послѣ этихъ двухъ комплиментовъ онъ опустошилъ стаканъ и поставилъ на столъ.
— Ну, такъ дѣла вотъ какія, миссисъ Браунъ, — началъ Точильщикъ. — Во-первыхъ, тебѣ прежде всего не мѣшаетъ малую толику поумнѣть, a потомъ, ты вѣдь отличный знатокъ въ птицахъ и чуть ли не говоришь по-птичьи, это я знаю на свою бѣду.
— На бѣду! — повторила м-съ Браунъ.
— На свои радости, бабуся, — возразилъ Точильщикъ; — слушай хорошенько… тебѣ бы все ловить бѣднаго парнюгу. — Что, бишь, я хотѣлъ сказать?
— Я знатокъ въ птицахъ, Робинъ, подсказала старуха.
— Ну да; такъ вотъ видишь, на моихъ рукахъ этотъ попугай… извѣстныя деньги, что приходились, получены сполна, извѣстное мѣсто лопнуло, и я, что называется, теперь линяю; поэтому, бабушка, ты ужъ возьми подъ свое покровительство эту птицу, недѣли этакъ на полторы, и дай ей квартиру и столъ. Мнѣ вѣдь, чортъ побери, надобно же къ тебѣ слоняться, — бормоталъ Точильщикъ съ отчаяннымъ лицомъ, — ну, такъ, по крайности, было бы зачѣмъ.
— Вотъ что! такъ тебѣ не зачѣмъ бывать y меня, распрешельма ты окаянный! — завизжала старуха.
— Что ты опять взъѣлась, бабушка Браунъ? Я говорю, чтобы имѣть поводъ приходить къ тебѣ чаще, когда эта птица будетъ y тебя гостить. Я всегда радъ тебя видѣть бабуся.
— Онъ не заботится обо мнѣ! ему и дѣла нѣтъ до меня! — визжала м-съ Браунъ, ломая костлявыя руки. — Какъ же ты хочешь, чтобы я заботилась о твоей птицѣ? Такъ и быть, мошенникъ ты этакій, я стану за ней ухаживать.
— Спасибо, миссисъ Браунъ. И, пожалуйста, обходись съ ней осторожнѣй, — говорилъ Точильщикъ вкрадчивымъ тономъ. — Все будетъ узнано, если этакъ даже погладишь ее не по шерсти.
— Будто онъ такъ проницателенъ, Робинъ!
— Ужъ и не говори, бабушка, проведетъ и надуетъ самого чорта! Только объ этомъ не надо толковать.
Прервавъ себя такимъ образомъ, Точильщикъ бросилъ боязливый взглядъ вокругъ комнаты, налилъ стаканъ, выпилъ залпомъ, покачалъ головой и началъ разсѣянно барабанить по клѣткѣ, стараясь предать забвенію опасный предметъ, котораго такъ неосторожно коснулся.
Старуха съ лукавымъ видомъ пододвинула къ нему свой стулъ и, взглянувъ на попугая, который въ эту минуту спускался съ своего вызолоченнаго купола, сказала:
— Безъ мѣста теперь, Робинъ?
— Ничего, миссисъ Браунъ, ничего, только помалчивай!
— A что, развѣ много далъ на харчи, касатикъ?
— Попинька! попка! — говорилъ Точильщикъ.
Занятый этимъ обращеніемъ къ попугаю, Робинъ, къ счастью для себя, не замѣчалъ грозныхъ жестовъ и дикаго взгляда старухи.
— Отчего это онъ не взялъ тебя съ собой, Робинъ? — сказала м-съ Браунъ вкрадчивымъ тономъ, который однако едва скрывалъ ея возрастающее негодованіе. — Хозяинъ-то твой, говорю я… почему бы ему не взять тебя съ собою?