Домби и сын

Робинъ былъ такъ погруженъ въ разсматриваніе попугая и съ такимъ усердіемъ перебиралъ проволоки его клѣтки, что не могъ дать никакого отвѣта на этотъ повторенный вопросъ.

— Я говорю, отчего бы этакь хозяину-то не взять тебя съ собою?

— Попинька! Попка дуракъ!

Старуха сдѣлала движеніе, чтобы впустить свои когти въ его взъерошенные волосы, однако удержалась и, подавляя негодованіе, еще разъ повторила свой вопросъ.

— Отвяжитесь, пожалуйста, бабушка Браунъ.

М-съ Браунъ мгновенно запустила когти своей правой руки въ его волосы, обхватила лѣвой лапой его горло и принялась душить своего любимца съ такимъ неистовствомъ, что лицо его почернѣло.

— Пустите, ой, пустите, Бога ради, — вопилъ Точильщикъ. — Чтотыдѣлаешь миссисъ Браунъ? ай! миссисъ Брау — Бра —! Помогите!

Но молодая женщина, неподвижная при этомъ обращеніи къ ней, оставалась совершенно нейтральною до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, Робинъ, послѣ неимовѣрныхъ усилій, не высвободился кое-какъ изъ тисковъ своей непріятельницы. Забившись въ уголъ, онъ дышалъ, какъ надорванный заяцъ, отгородившись собственными локтями, между тѣмъ какъ старуха, запыхавшаяся не меньше его, неистово топала ногами и, по-видимому, собиралась съ новыми силами для отчаянной аттаки. При этомъ кризисѣ Алиса возвысила свой голосъ, но не въ пользу Точильщика:

— Хорошо, матушка, продолжай! Въ куски его, собаку!

— Какъ? — вопилъ Точилыдикъ, — неужели и вы противъ меня? Что я вамъ сдѣлалъ? За что меня въ куски, желалъ бы я знать? Зачѣмъ заманить и душить парнюгу, который не сдѣлалъ вамъ ни малѣйшаго зла? Вотъ тебѣ и женщины! Куда дѣвалась ваша женская нѣжность? ума не приложу!

— Песъ смердящій! — шипѣла м-съ Браунъ, — сорванецъ безстыдный, забіяка непотребный!

— Чѣмъ я тебя обидѣлъ, миссисъ Браунъ? Взъѣлась, какъ волчица, чортъ знаетъ за что, a еще хвасталась, что любитъ меня, какъ сына!

— Отдѣлываться отъ меня обиняками! взбрехивать на меня нахальными словами!.. Ахъ, ты, мошенникъ этакій, да за кого ты меня принимаешь, бестія! Вздумала ощупать его малую толику на счетъ его хозяина и этой леди, a онъ и давай со мною въ жмурки да въ горѣлки! Хорошо, щенокъ, ты припомнишь это, отольются кошкѣ мышкины слезки! Проваливай теперь, ты мнѣ не нуженъ!

— Да развѣ я намекалъ, что хочу идти, миссисъ Браунъ? О, не говори этого, бабушка, пожалуйста!

— Я и вовсе не стану говорить, щенокъ ты паршивый! — сказала м-съ Браунъ, растопыривая свои ногти, отчего Точильщикъ съежился въ углу и присѣлъ, какъ напуганный заяцъ. — Ни слова теперь не сорвется съ моихъ губъ. Надо его прогнать. Пусть его идетъ! Я напущу на него ребятъ, которые споютъ ему славную пѣсню; они пристанутъ къ нему, какъ піявки, и вскарабкаются ему на шею, какъ лисицы. Онъ ихъ знаетъ. Онъ знаетъ всѣ ихъ старыя забавы и залихватскія продѣлки. Если онъ забылъ ихъ, они сумѣютъ себя напомнить скоро. Пусть его идетъ, чертъ съ нимъ! Увидимъ, какъ онъ будетъ заниматься хозяйскими дѣлами и хранить хозяйскіе секреты въ этой забубенной компаніи сорванцовъ. Не увидимъ, такъ услышимъ. Ха, ха, ха! Онъ поразгуляется съ ними не такъ, какъ съ нами, Алиса, чортъ съ нимъ! Пусть его идетъ, пусть его.

И старуха, къ невыразимому огорченію Точильщика, прыгала взадъ и впередъ, какъ вѣдьма, махая вокругъ головы сжатымъ кулакомъ, неутомимо работая губами и безпрестанно повторяя: чортъ съ нимъ, пусть его идетъ!

— Миссисъ Браунъ, — началъ умоляющимъ голосомъ Точильщикъ, выступая понемногу изъ своего угла, — зачѣмъ ты обижаешь такъ безжалостно невиннаго парнюгу? Подумай хорошенько, что я тебѣ сдѣлалъ?

— Не болтай со мной, щенокъ! — говорила м-съ Браунъ, продолжая неистово размахивать кулакомъ. — Пусть его идетъ, пусть его!

— Миссисъ Браунъ, — продолжалъ измученный Точильщикъ, — я и не думалъ… то есть, тутъ просто сломя голову идешь въ капканъ!.. это вѣдь уже мое обыкновеніе, миссисъ Браунъ, не заикаться о немъ лишнимъ словомъ, такъ какъ, видишь ли, ему извѣстна вся подноготная. Ну, да ужъ такъ и быть, я увѣренъ, миссисъ Браунъ, никто не вынесетъ сору изъ этой избы. Малую толику изволь, я вовсе не прочь. Да, пожалуйста, не вертись такъ, миссисъ Браунъ, перестань, сдѣлай милость. Неужели вы не хотите замолвить словечка за бѣднаго парнюгу? — говорилъ Точильщикъ, обращаясь съ отчаяніемъ къ молодой женщинѣ.

— Перестань, матушка; слышишь, что онъ говоритъ? — сказала строгимъ голосомъ Алиса, дѣлая нетерпѣливое движеніе головой, — пощупай его еще, и если онъ не поддастся, можешь задать ему карачунъ.

Уступая этому нѣжному ходатайству, м-съ Браунъ смягчилась мало-по-малу и заключила въ свои объятія раскаявшагося Точильщика, который, въ свою очередь, принужденъ былъ обнять и ее! Затѣмъ онъ занялъ за столомъ свое прежнее мѣсто подлѣ м-съ Браунъ, которая одной рукой обвила его шею, a другой энергично начала пожимать его колѣни, давая такимъ образомъ знать, что она готова предать забвенію понесенныя обиды. Точильщикъ не жаловался, не возражалъ, не шевелился, хотя въ чертахъ его лица обрисовывалась невыносимая мука.