Домик в Ницце. Сборник рассказов

Прошел месяц, и Сеня опять показался на пороге офиса: на лице красовался пластырь, правая рука была перевязала, а левая  мертвой хваткой сжимала самодельный тряпичный мешок.

– Я разорен, – трагически произнес  Сеня и заплакал.

Рассказ его был полон ужасных  подробностей. Началось все со злополучного пса, убежавшего на случку к какой-то суке. Обезумевшая от горя хозяйка бросилась на Семена и прокусила ему руку. Да так, что пришлось накладывать жесткую повязку. Ночное дежурство было тяжелым, рана ныла и дергала, пришлось заполнять ведомость левой рукой. Семен сбился со счета и был уволен с работы. На прощанье Эдуард выбил ему зуб. «Правда, зуб и так уже давно шатался», – признался Сеня. Но самый страшный сюрприз ждал нашего героя в фирме «Эксклюзив», куда он понес сдавать нанизанные бусы. А ждал его там большой замок на двери. Такой фирмы больше не существовало. Сеня   бросился в соседний ювелирный магазин, чтобы продать хотя бы бисер, но там его только обсмеяли: «Это же стекляшки. Им красная цена 10 шекелей за килограмм».

– Кругом воры, обманщики, прохиндеи, – кричал Сеня сквозь слезы. – Куда я попал? Это дно! Самое настоящее дно! Как мне подняться?

– Да тебе не подниматься надо, а спускаться с крыши, – моя злая шутка была явно не к месту. Сеня нуждался в помощи, причем, срочной.

– Знаешь что, – предложила я, – покажи-ка бисер, может  быть, я подберу что-то к своим нарядам.

Сеня раскрыл мешок, я выбрала три нитки бус и дала ему пятьдесят шекелей, все, что в этот момент было в кошельке.

– Очень стильно. И нанизано со вкусом, – ободрила я рукодельника. – Давай я поговорю с подругами, и мы устроим распродажу!

– Уж не знаю, как и благодарить тебя, – растрогался Семен, бережно опуская купюру в кошелек. – Пойду, промочу горло пивком, сниму стресс, а после выходных заскочу к тебе с товаром!

Но после выходных пришел не Сеня, а хозяин дома.

– Подбери-ка мне, дочка, двух жильцов в мою мансарду. Да поприличней, – сказал он.

– А где же Сеня и этот, ну как его … местный, – я постеснялась повторить определения Семена: «абориген и обезьяна».

– Оба получили государственное жилье, – сквозь зубы процедил владелец мансарды.

– Ух, ты!!! – только и смогла воскликнуть я.

– Рано радуешься, дочка, – один на кладбище, второй в тюрьме.

–!!?

– Этот, как ты выразилась «местный», дрянь был, а не человек. Хоть так о покойном грешно говорить. Наркотой баловался, подворовывал. А Сеня все с мешком своим ходил под мышкой, ни на минуту с ним не расставался. Ну, сосед и решил, что у него там деньги, или героин, или еще что ценное.  Подкараулил, когда Сеня принимал душ, палкой через форточку вытащил мешок и бежать. Но Сеня все видел: фанерная перегородка в душевой только до пояса, сидишь на унитазе, моешься, а вся комната как на ладони. Сеня выскочил весь в мыле и за ним. Ударил рукой, а там жесткая повязка, твердая как камень. Вор равновесие потерял, так с мешком в обнимку с крыши и свалился. Вот так, дочка. А Сеню жалко, он сам и полицию вызвал, и сознался, и раскаялся… Может, срок скостят Но что интересно: когда мешок этот следователь открыл, знаешь, что там было? Разноцветные бусы и больше ничего! Понимаешь о чем я? А так с виду нормальный мужик…

Шли годы. Поток репатриантов из полноводной реки превратился в пересыхающий ручеек, в гостинице «Дипломат» снова поселили туристов, а в нашем маклерском бюро вместо тетрадей появился компьютер. Да и бусы, купленные у Сени, износились и порвались. Только я по-прежнему бегала по улицам нашего города в поисках новых жильцов, квартир и сделок.

Как-то зимним дождливым днем пробегала я мимо дверей гостиницы «Дипломат». Порывы ветра уже давно сломали мой дешевый зонтик, и струи дождя с силой били по лицу и куртке. «Какой напор, – отметила я про себя, – как будто стоишь под душем в доме с хорошей сантехникой, именно с хорошей, а не с такой, которая висела над унитазов в будке Сени.»

Бедный Сеня, бедная-бедная я, такая мокрая, продрогшая, несчастная. Слеза скатилась по моему и без того мокрому лицу, и я решила зайти в гостиницу, погреться в холле и даже позволить себе чашку горячего чая в гостиничном баре.

Солидный мужчина, стоящий за стойкой бара, показался мне  знакомым. Я пригляделась.

– Сеня? Тебя уже… – я вовремя осеклась, чтоб не сказать бестактность.

– А,  маклерша, – узнал меня Семен, – как видишь, на свободе. Уже полгода как вышел из тюрьмы. Да ты совсем промокла, дрожишь, как мышь. Давай налью тебе коньячку. Да не смущайся так. Я угощаю. Давай за мое освобождение, за крышу, за будку!

Мы выпили. Зазвонил телефон, Сеня бегло с кем-то поговорил на иврите, потом снова обратился ко мне.