Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Но даже стремление отгородиться от идолопоклонства и создать угодное Богу государство, благочестивое и благоденствующее, омрачалось тенью упрёка. «Господи, когда всё было против нас, Ты привёл нас в землю, где мы разбогатели благодаря торговле, и Ты был к нам добр» [672]. Но как же те, кому не довелось пройти посуху меж расступившихся вод, те, кому приходилось жить за пределами республики трудолюбивых и мужественных голландцев, те, кого по-прежнему угнетал Фараон? Наступил октябрь. Лейденцы вновь принялись праздновать годовщину освобождения от испанцев. Проповедники-реформаты всё решительнее призывали республику достойно нести звание нового Израиля. А протестанты, жившие в долине Рейна и в Богемии, готовились к войне. Как и во времена Жижки, император-католик собирал войско для похода на Прагу. На этот раз целью было искоренение протестантизма. Голландцы, верившие, что обещанное Богом обещано всему миру и что всё бытие человеческое подчинено Его воле, были настроены сражаться. На помощь князьям-протестантам они послали войска. Одна кавалерийская колонна дошла до Рейна. Чтобы укрепиться, большое войско заняло позиции в близлежащих горах, покрытых белыми пятнами меловых карьеров. В его состав вошли пять тысяч солдат, которые или сами были голландцами, или сражались на деньги голландцев.

Сдержать натиск Антихриста протестантам не удалось. В сражении на Белой горе, состоявшемся 8 ноября, их силы были разбиты. В тот же день пала Прага. Но война этим не кончилась. Наоборот, это было только начало. Словно чудовищная машина с вращающимися лезвиями, противостояние католиков и протестантов сеяло смерть и разрушения. Его ареной становились всё более отдалённые уголки империи, в него втягивались всё новые чужеземные армии; а лезвия всё вращались и вращались, врезаясь в горы человеческих тел. Они остановились лишь спустя тридцать лет. Христианское учение не только не усмиряло ненависть, казалось, оно её разжигало. Счёт жертв войны пошёл на миллионы. По пепелищам разорённых городов рыскали волки. С пугающей частотой повсеместно творились зверства, столь отвратительные, что один пастор всерьёз опасался: «Те, кто придут после нас, не поверят, узнав, какие несчастья мы пережили» [673]. Мужчин оскопляли, женщин жарили в печах, на маленьких детей надевали поводки, словно на собак. Опасность грозила голландцам в их собственной твердыне, и они думать забыли о том, чтобы отправлять своих людей на бойню, в которую превратились земли за границами Республики. Оборонительная стратегия была разумной – и вполне благочестивой. Только отстояв независимость государства, можно было защитить государственную Церковь – ради блага всего христианского мира. В Лейдене даже беднейшие горожане могли не сомневаться, что вносят свою лепту: из-за роста военных расходов власти ввели высочайшие налоги на хлеб и пиво. Кальвинисты, твёрдо придерживавшиеся основ своей веры и располагавшие средствами, чтобы доказать свою благочестивость на деле, оказывали помощь многочисленным беженцам. В самые тёмные времена они подавали пример христианского поведения всему миру.

Но с этим были согласны не все. В Германии и в Центральной Европе, на полях ожесточённых сражений, многим казалось, что величие Республики замешано на крови. Железо, боеприпасы, векселя, с помощью которых финансировали военные действия обе стороны конфликта – всё было монополизировано предприимчивыми голландцами. Великая мечта ревнителей благочестия – своим примером вдохновить разобщённое человечество обратиться к целительной Божественной благодати – сталкивалась с суровой реальностью: христианский мир разрывался на части. Могли ли избранники Божьи среди этой агонии не запятнать свою веру компромиссами и лицемерием? Могли ли они укрыться от зла века сего, оставшись при этом светом, сияющим всему миру, градом на холме?