Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Новость о том, что новообращённые христиане появились в самом центре далёкой, могучей и загадочной китайской державы, в городе, добираться до которого из Европы нужно было три года, в Риме, разумеется, вызывала ликование. В эти трудные времена здесь привыкли к неутешительным вестям: христианский мир, казалось, начал гнить заживо. Одни древние государства впали в ужасную ересь, другие стали жертвами турецких завоеваний. Значительная часть Венгрии – родины святого Стефана и святой Елизаветы – оказалась под властью османского султана. Потерпев поражения на многих фронтах, Католическая церковь напрягла все силы, чтобы укрепить свои рубежи. Иначе она рисковала уподобиться бесчисленным сектам еретиков, стать всего лишь одной из множества церквей – всё ещё Римской, но уже не Католической, не Вселенской. Страшась этой поистине адской перспективы, папство с помощью своих верных слуг разработало обоюдоострую стратегию. В землях, где оно господствовало с давних времён, был сделан акцент на ужесточение дисциплины. В 1542 г. в Риме была учреждена инквизиция по образцу испанской. В 1558 г. она составила длинный список запрещённых книг; годом позже в Венеции десять тысяч томов публично предали огню. Тем временем за океаном, в землях, открытых испанскими и португальскими авантюристами, католическим миссионерам удалось собрать большой урожай душ. За победой христианского оружия в Мексике последовало покорение других фантастических стран: Перу, Бразилии, островов, которые в честь Филиппа II были названы Филиппинами. Многие, как и прежде, свято верили в то, что Бог одобряет эти завоевания, что продолжать их христиане не только могут, но даже обязаны. Апологеты безграничного испанского империализма по-прежнему ссылались на распространённость в далёких краях идолопоклонства, человеческих жертвоприношений и других отвратительных проявлений язычества. Не забыли богословы в христианских облачениях и о древнем учении Аристотеля, утверждая, что правление «цивилизованных и добродетельных владык» [680] идёт на благо самим варварам.

Слова Аристотеля, однако, можно было трактовать и по-другому. В 1550 г. в испанском городе Вальядолиде разгорелся спор о том, имеют ли индейцы право на самоуправление. Постаревший Бартоломе де лас Касас спрашивал, кого следует считать настоящими варварами: индейцев, народ «кроткий, терпеливый и скромный», или завоевателей-испанцев, отличавшихся, помимо жестокости, ещё и ненасытной жаждой золота и серебра? Все люди, не исключая язычников, были одинаково созданы Богом и наделены искрой разума. С точки зрения лас Касаса, слова его оппонента о том, что испанцы настолько же превосходят индейцев, насколько все люди превосходят обезьян, были неприкрытым богохульством. «Представители всех народов мира являются людьми, а существует лишь одно определение человека: люди, все вместе и каждый в отдельности – существа разумные» [681]. Каждый смертный, даже если он не христианин, обладает правами, данными ему Самим Богом. Лас Касас так и назвал их – «права человека» (по-испански – derechos humanos). Христианам, согласившимся с этой концепцией, трудно было верить в то, что крещение само по себе наделяет их превосходством над язычниками. Знание о том, что мир велик и населён бесчисленным множеством народов, и вдохновляло, и отрезвляло миссионеров. Испанские и португальские авантюристы видели в индейцах презренных варваров, но точно так же жители далёких земель могли счесть варварами самих европейцев. В Китае это было особенно очевидно. Даже в отдалённых провинциях путешественники встречали «людей столь цивилизованных и сведущих в науках, в государственном управлении и во всём остальном, что они ничем не уступают нам, жителям Европы» [682]. Путешествуя по дорогам и рекам империи, поражаясь её богатству и величине её городов, миссионеры чувствовали себя почти так же, как некогда Павел, странствовавший по римскому миру. «Для всех я сделался всем…» [683] Такова была стратегия апостола, стремившегося привести весь мир ко Христу. Кортес, сокрушив народ мешика, и не думал следовать примеру Павла; но относиться к Китаю так, как отнеслись испанцы к Новому Свету, было нельзя. Слишком древним, могущественным и высокоразвитым было китайское государство. «Страна эта, – писал первый миссионер, переплывший океан и добравшийся до Пекина, – сильно отличается от всех прочих стран» [684]. Миссионеры, которые отправлялись в эту страну с проповедью Евангелия, исполняя волю Спасителя, не могли позволить себе оставаться прежде всего европейцами. Ведь весть о Христе обращена ко всему миру – в этом весь её смысл.