Словно ароматом благовоний, идеалами и лозунгами движения за гражданские права чернокожих дышали даже те, кто никогда не бывал внутри «чёрной» церкви. То, что участники «Битлз» верили в важность любви не меньше, чем Кинг, и принципиально отказывались выступать в местах, где существовала сегрегация, разумеется, не делало их – как сказал бы Джеймс Браун – святыми. Правда, Леннон и Маккартни впервые встретились на церковном празднике, но с тех пор и они, и остальные участники четвёрки потеряли свою детскую христианскую веру. Маккартни называл её «штукой для святош» [966]
: одиноким женщинам, пользующимся пудрой, которую они хранят в банке у двери [967], оно, может, и подходит, но не группе, покорившей весь мир. Церкви – это что-то старомодное и скучное, а «Битлз» – совсем наоборот. В Англии даже нашёлся епископ, который стал утверждать, что традиционное христианское понимание Бога устарело и что нет правил, кроме любви. Когда в 1966 г. в интервью газете Леннон заявил, что «Битлз» уже «популярнее Иисуса» [968], это мало кого удивило. Лишь четыре месяца спустя, когда его высказывание было перепечатано в американском журнале, последовала грозная реакция. В США пасторы давно уже относились к «Битлз» с подозрением – особенно на юге, в так называемом Библейском поясе. Там проповедники – неосознанно вторя Леннону – объявляли битломанию формой идолопоклонства. Некоторые даже опасались того, что за ней стоят коммунисты. Многим евангельским христианам – пристыжённым призывами Кинга к покаянию, сбитым с толку моральным пылом, зародившимся за пределами их церквей, напуганным тем, что их дочери визжали и чуть ли не писались при виде четырёх странноватых англичан, – этот повод выбросить пластинки «Битлз» на помойку принёс благословенное облегчение. А расисты, не внявшие призывам борцов за права чернокожих, восприняли его как вызов на бой. Члены Ку-клукс-клана воспользовались случаем, чтобы выставить себя защитниками протестантских ценностей. Уничтожив в огне пластинки, они принялись сжигать парики. Узнаваемая лохматая причёска участников «Битлз» сама по себе казалась клановцам кощунством. «По ним даже непонятно, – огрызался один, – белые они или чёрные» [969].Но всё это никак не изменило взглядов Леннона на христианство. Для участников «Битлз», в отличие от Мартина Лютера Кинга, понимание любви как силы, наполняющей мир жизнью, не было связано с внимательным чтением Священного Писания. Им оно представлялось чем-то само собой разумеющимся. Лишившись якоря богословия, христианское понимание любви, способствовавшее активизации движения за права чернокожих, пустилось в плавание по волнам ещё более психоделическим. К лету 1967 г. «повеселели» [970]
не только «Битлы». Дорожки и таблетки распространились повсеместно. Странные люди, украшавшие свои длинные волосы цветами, приводили евангельских христиан в ужас. Какие ещё нужны доказательства, чтобы все поняли, что перемены происходят по воле Сатаны? А блаженные разговорчики о мире и любви – лишь прикрытие для наркотиков и секса. Две тысячи лет предпринимались попытки сдержать напор страстей – теперь, казалось, началось движение в обратном направлении. Доля истины в этих упрёках была, но христианские моралисты всё равно смотрелись чудовищно старомодно. В глазах любителей марихуаны проповедники были узколобыми фанатиками. Что могут знать о любви эти коротко стриженные мужчины, умеющие только краснеть да тыкать в других пальцами? «Лету любви» сопутствовало ощущение напряжённости, непреодолимого разрыва, борьбы противоположностей и культурной войны.