Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Знали ли африканцы в конце 1984 г., когда Band Aid штурмовала британские чарты, о том, что приближается Рождество? Были, наверное, и те, кто не знал: многие оставались язычниками, многие исповедовали ислам. И всё же христиан среди африканцев к этому времени было уже около 250 миллионов; в начале века и десяти миллионов не набралось бы. После окончания эры колониализма распространение христианства не только не прекратилось: число его приверженцев стало расти невиданными темпами. Это был настоящий взрыв; ничего подобного не происходило со времён расширения христианского мира на заре Средневековья. Как тогда, так и теперь, после крушения имперского порядка христианство ожидал поразительный успех. Ещё в начале XX в., когда европейские державы казались непобедимыми, Библия стала для африканцев источником надежды на освобождение от иноземного господства. Как когда-то ирландские отшельники и англосаксонские миссионеры, ссылаясь на священный авторитет, смело укоряли королей, так и в Африке местные проповедники противостояли колониальным чиновникам. Некоторые даже возглавляли вооружённые восстания – и были за это казнены; некоторые, исполняя волю ангелов, ходили по деревням, где сразу же загорались языческие идолы; другие лечили больных и даже воскрешали мёртвых, за что их заковывали в кандалы раздражительные полицейские. Многим белым миссионерам эти пророки и их безумные речи о Святом Духе и силах тьмы казались воплощением дикости. Истеричные болтуны не стеснялись загрязнять чистый родник христианства своими примитивными суевериями! Но эти укоры свидетельствовали лишь о нервозности европейцев, которые прежде не могли и вообразить, что их вера когда-нибудь облачится в одеяния, отличающиеся от их собственных. Христиане из африканцев вовсе не шли на компромисс с язычеством своих предков, а, напротив, страшились его сильнее, чем любой иностранный миссионер: ведь они, как некогда Бонифаций, относились к древним культам, как к служению демонам. Даже через много лет после окончания колониального владычества африканцы переживали о том, что Европа смотрит на них свысока. «Мы благодарим её за то, что она для нас сделала, – заявил в 1977 г. Эммануэль Милинго, католический архиепископ Лусаки, – но мы относимся к ней, как к бабушке, и считаем, что ей следует переживать не о нас, а о собственной старости» [983].

Милинго верил в то, что злые духи реальны, и в то, что – с Божьей помощью – их можно изгнать из тех, кем они завладели. В 1970-х гг. он проводил в Замбии впечатляющие обряды экзорцизма. В Ватикане к его деятельности отнеслись с недоверием; в 1982 г. он был вызван в Рим, но и в Италии не без успеха занимался целительством. Если церковные лидеры Европы перестали верить в реальность демонических сил, это была их проблема, а не его. Разве грешно избавлять больного от бесов? Милинго не видел причин оправдываться: ведь он делал то же, что когда-то, если верить Евангелиям, делал Христос. Европейских епископов африканец упрекал в том, что их вера совсем ослабла: иначе они бы не сомневались в реальности библейских чудес и ужасов. Африканское происхождение – не помеха для того, кто желает постигнуть смысл христианства; скорее, наоборот – преимущество. «Я пока не вижу причин полагать, что Бог ошибся, сделав меня африканцем» [984]. В этом вызове скрыт намёк на внутреннюю убеждённость в том, что Африка вовсе не обязана откровением белым миссионерам. Ведь здесь всегда существовал очаг учения Христова. Если кто-то всерьёз полагал, что эфиопы не знают о Рождестве, он не просто заблуждался – он был максимально далёк от истины. Ещё псалмопевец предрекал, что Эфиопия «прострет руки свои к Богу» [985] – разумеется, так и вышло. Христианство стало здесь государственной религией ещё во времена Константина. Эфиопия уже 1700 лет оставалась христианской страной. Могли ли европейские королевства похвастаться чем-то подобным?

Конечно, эфиопы знали о Рождестве. Их пример с давних пор вдохновлял христиан всей Африки. Ярче всего об этом свидетельствовало то, что произошло на другом конце континента. В 1892 г. чернокожий южноафриканский священник, сытый по горло патерналистскими замашками белых единоверцев, основал церковь, которую он назвал Эфиопской (Ibandla laseTiyopiya). Спустя девяносто лет Южная Африка стала территорией святости. Местные церкви сравнивали её уже не только с Эфиопией. По всей стране были разбросаны Новые Иерусалимы. К северу от Трансвааля появилась новая гора Мориа. Ощутить присутствие Святого Духа можно было всюду – от Кейптауна до Зулуленда. Даже в церквях, появившихся в Южной Африке благодаря европейцам, чернокожие христиане взаимодействовали с божественным в манере, которая, по их глубокому убеждению, была свойственна африканцам во все времена. «Это помогло изобличить лживость надменной – пусть и молчаливой – уверенности в том, что история и религиозная жизнь в Африке начались лишь с приходом белого человека» [986].