Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Как и Ницше, террористы «Исламского государства» видели в святынях западной цивилизации – в заботе о слабых, в речах о правах человека – источник могущественной, но уязвимой власти. Как и маркиз де Сад, они понимали, что самым мощным ударом по этим святыням станет демонстрация безграничной и беззастенчивой жестокости. Они захотели лишить распятие христианского смысла. В Коране – как, впрочем, и в античной литературе – оно символизирует заслуженное наказание. «Действительно, воздаяние тех, которые воюют с Аллахом и Его посланником и стараются на земле вызвать нечестие, в том, что они будут убиты или распяты…» [1010] Где бы ни появлялись террористы «Исламского государства», всюду они воздвигали кресты. К ним они прибивали тех, кого называли преступниками и язычниками. Жертв пороли. На перекладины крестов садились птицы. Тела убитых гнили на жаре. А некоторых из пленников террористы приговорили к ещё более публичному наказанию. Девятнадцатого августа 2014 г. в Интернете появилось видео, на котором американский журналист Джеймс Фоли стоял на коленях перед человеком в маске, одетым во всё чёрное. В руке у этого человека был нож. Террорист, говоривший с английским акцентом, обвинил Америку в различных преступлениях, а затем обезглавил Фоли (сам момент убийства снят не был). В последующие недели в Интернете публиковались новые видеозаписи расправ. В следующем году личность палача была установлена: им оказался лондонец по имени Мухаммед Эмвази. Тем, кому не повезло оказаться в плену у террористов, он был известен под прозвищем Джон. Вместе с ним пленников охраняли ещё три боевика, также носивших маски и говоривших с английским акцентом. Этих троих называли Пол, Джордж и Ринго, а всех четырёх сразу – разумеется, «Битлз».

Спустя всего несколько дней после смерти Фоли о его убийце Эмвази уже писали газеты всего мира. Настоящее имя террориста тогда ещё не было известно, и в заголовках он упоминался под кличкой Джихадист Джон. Рассказывая о Фоли, журналисты почти не упоминали то, что убитый был верующим католиком, что, оказавшись в плену в первый раз, он молился – и благодаря молитвам ощущал связь со своей матерью «благодаря какой-то космической силе Вселенной» [1011]. Мать Мэри приходит ко мне… В том, что произошло с Фоли, внешний мир увидел кощунство, но не в отношении Господа, который, как верили христиане, претерпел унизительную публичную казнь, а в отношении чего-то гораздо более расплывчатого: убеждения, что любовь – всё, что нужно любому человеку, веры в то, что миру нужно дать шанс. «Это бред! То, что они делают, противоречит всему, за что выступали The Beatles» [1012]. Так протестовал возмущённый Ринго Старр. Впрочем, его «тёзка» был с ним вполне согласен. Когда террорист Ринго был схвачен, у него спросили, как он относится к тому, что его называли именем участника «Битлз». Тот монотонно пробубнил, что не слушает музыку и не хочет говорить о рок-группе. Но потом, после долгого молчания, боевик вдруг выгнул брови дугой и бросил быстрый, вороватый взгляд на микрофон. «Джону Леннону это бы не особо понравилось» [1013].

Но те, кто дал ему это прозвище, разумеется, прекрасно знали, что делают.

XXI. Пробуждение

Росток, 2015 г.

«Заниматься политикой порой тяжело». Ангела Меркель, выступая перед подростками в школьном спортзале, знала, о чём говорит. Она выросла в стране, находившейся под властью коммунистов, а стала канцлером единой Германии – крупнейшей и важнейшей экономики Европы. Десять лет на столь высоком посту убедили её в том, что за решения почти всегда приходится платить. И вот теперь – во время прямой трансляции – ей пришлось столкнуться с тем, какую роль её политика сыграла в жизни одной четырнадцатилетней девочки. Рим Сахвиль, палестинка, рождённая в лагере беженцев, приехала в Германию лечиться от детского церебрального паралича. К своим четырнадцати годам она свободно говорила по-немецки и стала лучшей ученицей в классе. Сахвиль была образцовой иммигранткой. Так почему же ей и её семье грозила депортация? Меркель, явно чувствуя себя некомфортно, попыталась ответить на вопрос девочки. «Ты же знаешь, что в лагерях палестинских беженцев в Ливане тысячи человек, и если бы мы разрешили им всем приехать, и из Африки тоже разрешили бы всем приехать – мы бы просто не справились». Повернувшись к модератору дискуссии, Меркель хотела развить эту мысль – но остановилась на полуслове. Сахвиль расплакалась. Меркель подошла к девочке, неуклюже дотронулась до неё и принялась гладить её по голове. Сахвиль, часто моргая, натянуто улыбнулась: «Я знаю, что вам это тяжело». Меркель, положив руку девочке на плечо, утешала её как могла. «Ты очень хорошо описала ситуацию, с которой сталкиваются многие» [1014].