Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Аз-Заркауи уверял, будто видел во сне, как Небеса даруют ему меч. В реальности всё было гораздо грязнее. Этот головорез и насильник устраивал такие зверства, что даже «Аль-Каида» в конце концов отреклась от него. Но убийствами и взрывами он занялся не просто так: будучи практически безграмотным, он в своё время выучился у одного из наиболее влиятельных исламских радикалов. В 1994 г. в Иордании аз-Заркауи был арестован за подготовку терактов. В 2003 г., выйдя из тюрьмы, он начал свою кампанию в Ираке с удара по беззащитной, но глубоко символической цели. Девятнадцатого августа автомобильная бомба уничтожила иракское представительство ООН. В результате теракта погибли спецпредставитель этой организации и ещё двадцать два человека, более сотни человек были покалечены или получили ранения. Вскоре после этой атаки ООН покинула Ирак.

«Наша война – не война с религией, не война с мусульманской верой» [1006]. В этом незадолго до вторжения в Ирак его жителей заверил Буш; но аз-Заркауи ему не верил. Идеологи вроде аль-Макдиси понимали под исламом не то, что большинство жителей Запада.

Появление салафитов, пытающихся очистить ислам от всего, что появилось вследствие влияния извне, само, таким образом, стало свидетельством этого влияния. «Современный ислам, – отмечает исламовед Кесия Али, – это глубоко протестантская традиция» [1007]. Тысячелетиями мусульмане воспринимали как должное то, что принципы их учения определяются консенсусом исламских учёных по вопросам трактовки Корана и Сунны. Салафиты стремились покончить с этим. Жестокость аз-Заркауи, вооружённого бомбами и кинжалами, была, разумеется, исключительной даже для этого движения. Сами иракцы прозвали его «Шейхом мясников», мусульмане всего мира резко осуждали его действия. И всё-таки у него нашлись поклонники. В 2006 г. в результате удара американского истребителя-бомбардировщика аз-Заркауи был убит, но расправиться с этой гидрой оказалось не так-то просто. К 2011 г. казалось, что на большей части территории Ирака наконец воцарился мир, но террористы затаились и ждали своего часа.

Шанс представился им в том же году: в соседней Сирии власть давно господствовавшего над ней режима начала ослабевать – и страна буквально взорвалась. Приспешники аз-Заркауи воспользовались этим обстоятельством. К 2014 г. им удалось создать огромную империю, включавшую в себя значительную часть Сирии и земли на севере Ирака. На захваченных территориях они пытались полностью искоренить всё то, что считали результатом иностранного влияния и следами чуждого законодательства. Свой режим они называли «Исламским государством» [1008]. Значение для них имел только авторитет «салаф». Уничтожая статуи языческих богов, они ссылались на Мухаммеда, фантазируя о мировой империи – на воинов, разгромивших Ираклия, обезглавливая противников, восстанавливая «джизью», порабощая женщин побеждённых врагов – на первых мусульман. Террористы полагали, что путь в «очищенное» будущее начинается с возвращения к «чистому» прошлому. Они стремились стереть все следы евангельских христиан, ворвавшихся в исламский мир на военных судах и говоривших о преступлениях против человечности. Ничего, кроме священных текстов, не представляло для них ценности. Но именно ужасный буквализм, с которым «Исламское государство» пыталось реанимировать испарившуюся славу арабской империи, и делал его попытки максимально далёкими от аутентичности. От красоты, тонкости, сложности, которыми во все времена славилась исламская цивилизация, в террористическом «Исламском государстве» не осталось и следа. Они поклонялись не Богу мусульманских философов и поэтов – «Аллаху милостивому, милосердному» [1009], – а какому-то божеству-мяснику. Чтобы оправдать свою дикость, они отказались от ценнейшего наследия исламских учёных и обратились к извращённому фундаментализму, который, по сути, был вообще не исламским, а протестантским. Как бы «Исламское государство» себя ни называло, оно наследовало и мюнстерским анабаптистам. Его появление было, возможно, самой омерзительной иронией в истории протестантизма.