Домой

– Ну ничего, Нина. Главное, чтобы Яков Моисеевич был жив, а там уж разберутся. Строгий он, конечно, но, может, с мальчиком так и надо? Я… я не знаю. Ты же знаешь, что братик твой… А Володе скажи – пусть не переживает, какие мысли есть, такие и есть. Вы ведь дети еще в конце концов.

– Он вернется?

– Надеюсь, маленькая моя.

– Папа, тебя не арестуют?

– Не хотелось бы. Ниночка, если что – ты все знаешь, сразу к тете Лиде.

Нина кивнула. Они давно все обговорили – еще когда все только началось. Отец успокаивал ее как мог:

– Я, скорее всего, никому не нужен, лояльный, вон на службу сразу устроился… да и по мандату в каждом кармане. Так что ничего, наверное.

Но Нина все равно нервничала. Отец приходил теперь поздно, и она почти целый день сидела у дверей, ожидая стука в дверь. Отец поспешно входил, обнимал ее, внимательно смотрел в глаза:

– Девочка моя, как ты?

Нина зябко дергала плечами:

– Да ничего…

– Холодно? Сейчас печку растопим.

– Давай…

– Что-то Володя давно не заглядывал, – заметил как-то Арсений Васильевич, растапливая печку, – ты бы зашла к нему?

– Потом, – рассеянно сказала Нина, – потом зайду.

Арсений Васильевич повернулся к ней.

– Ниночка, что с тобой? Что ты такая?

У Нины задрожали губы.

– Папа…что же – теперь так всегда и будет? Темно, холодно, еды мало? Страшно?

Арсений Васильевич бросился к ней:

– Что ты! Что ты, радость моя! Конечно, нет! Наладится все, наладится!

– А мне кажется, папа, что теперь всегда так будет – трудно, голодно…

Арсений Васильевич обнял ее:

– Не надо так думать, Ниночка. Все у нас наладится.

– И Володька тоже, – расплакалась Нина, – он… знаешь… какой-то не такой последнее время! Ты говоришь – не заходит! Я у него была вчера! Сидит, свой кукольный театр перебирает – и молчит! И на меня не смотрит! Я говорю, пойду тогда, он только головой кивнул, и все! Я ему не нужна больше! Ну и ладно… и он мне тоже.

Арсений Васильевич озадаченно посмотрел на дочку.

– Ну, Нина… так нельзя. А ты спросила – что с ним такое?

– Спросила, конечно! Глаза отвел и снова за свой театр. Ну и пусть со своим театром возится! Я знаю, что случилось! Потому что все стали друг другу враги!

Смирнов вздохнул:

– Нина, Нина…

Он накрыл на стол, вскипятил чайник:

– Давай поедим.

Нина медленно жевала хлеб. Арсений Васильевич украдкой смотрел на нее и растерянно думал, что скоро – все, хлеб кончится и у них… конечно, долгое время в лавке были какие-то запасы, Арсений Васильевич поступил очень умно, когда в самом начале этого кошмара пошел и сдал товарищам все, что у него было… все, да не все, конечно, в подвале оставались припасы, и в разных местах квартиры было припрятано кое-что… да и Лиде тогда удалось отнести и муки, и картошки, и сахару, и разных круп. Но теперь – все, надо что-то придумывать. Он устроился на службу, ведет дела в государственном магазине, там дают жалкий паек, а девочку надо кормить… надо будет начинать менять вещи, вечером прикинуть – что именно и как.

Нина поставила чашку.

– Папа… хлеба у нас почти не осталось. Вот там в буфете – последний кусок, на завтрак. Завтра испеку пирожки из остатков муки – и все.

– Да придумаем что-нибудь, Ниночка! – бодро сказал Арсений Васильевич.

В дверь робко постучали. Арсений Васильевич встал и открыл.

– Можно?

Арсений Васильевич посторонился. Володя неловко протиснулся в комнату.

– Я к вам… можно?

– Можно, конечно, Володенька. Что не заходил давно? – спросил Арсений Васильевич, скрывая тревогу.

Володя поежился. Нина поставила еще чашку.

– Садись с нами чай пить?

– Нет, спасибо… только что пил.

– Ну тогда так посиди.

Володя неловко сел на краешек стула.

Арсений Васильевич не отрываясь смотрел на мальчика. Худенький, бледный – это понятно, сейчас они все такие, и Нина тоже похудела – похудеешь от такой жизни…

– Как дома, малыш?

Володя поднял голову и сглотнул:

– Все хорошо. Арсений Васильевич, мама спрашивает – не поможете ли вы поменять… вот часы, папины?

– Давай посмотрю… оставь, попробуем. Скажи маме, я к ней потом зайду. А ты что бледный такой?

– Нет-нет, все в порядке, Арсений Васильевич… Спасибо.

Арсений Васильевич вздохнул. Ну ладно, может быть, попьет чайку, разговорится… Он отошел к комоду убрать часы.

Нина вскрикнула, Арсений Васильевич резко повернулся.

Володя клонился набок, потихоньку сползая со стула. Смирнов бросился к нему и успел подхватить.

– Что ты, мальчик мой?

Он довел Володю до кресла, почти дотащил. Усадив, потрогал лоб – холодный, совсем холодный, на виске капелька пота.

– Володенька, что ты?

Володя поднял голову, мутными глазами обвел комнату, посмотрел на Арсения Васильевича, как будто не узнавая его. Потом сознание стало возвращаться к нему.

– Ничего, – прошептал он одними губами, – простите меня.

– Володька, ты же есть хочешь! Папа, он голодный! Где хлеб?

Нина бросилась к буфету, достала оттуда тарелку с хлебом:

– На, ешь скорее… ну, давай кусочек маленький, жуй как следует…

– Нет, нет… не могу… брать, – шептал Володя.

Нина ловко сунула ему корочку: