Домой приведет тебя дьявол

Из раны обильно потекла кровь. По большей части кровь впитывали его джинсы, которые в процессе быстро меняли свой цвет. Часть крови, однако, проливалась на бетон перед ним, грязь которого жадно ее впитывала. Мануэль отпустил руку обреченного. Мы переступили с ноги на ногу, и мне пришлось постараться, чтобы не упасть. На мгновение меня обуял страх, что Мануэль оставит меня один на один с умирающим, но он зашел к умирающему со спины и обхватил его левой рукой за шею. А правую руку вместе с ножом завел вперед. Он вонзил лезвие почти в то же самое место, что и в первый раз, а потом протащил его по нижней части живота.

Мануэль рассек человеку брюшину еще раз, потом прижался всем телом к обреченному, потащил его на себя за шею, подавая в то же время вперед бедра. Он словно трахал парня сзади. Крики прекратились, когда нож пресек доступ воздуха в его легкие. Я отпустил его руку, когда его тело дернулось. Руки Мануэля приподняли его и наклонили назад. То место, что Мануэль рассекал ножом, теперь превратилось в глубокую, красную бездну плоти. Из раны торчало что-то розовое. Сто невероятных вариантов одновременно промелькнули в моем мозгу. Когда свою голову высунула первая розовая змея, мое сердце остановилось. Потом я понял, что это не инопланетянин и не демон – розовая субстанция была кишками этого человека.

Теперь он согнулся вперед, а Мануэль снова тащил и толкал его под задницу своими бедрами. Лоснящиеся розовые кольца, забрызганные кровью, раскручивались, падая к его ногам, а оттуда в грязную воду.

Вода взорвалась зубами и зеленой чешуей. Крокодилы хватали зубами розовые трубки, крутились в воде, поднимая брызги, вытаскивая из жертвы остатки кишечных колец.

“¡Ayúdame a detenerlo, güey![258] – прокричал Мануэль. Конечно. Он не мог удержать этого парня, когда крокодилы разматывали его кишки и пытались утянуть за собой в воду. Я ухватил его за руку. Тело его дрожало, но он уже никак не мог быть живым.

Каждый раз, когда смыкались крокодильи пасти, звук получался такой, будто кто-то ударял кувалдой по дереву. Зубы у них сверкали невероятной белизной в свете фонаря, а десны внутри их пастей имели розоватый, почти белый цвет и, казалось, не могли иметь ничего общего с таким смертоносным, грязным местом.

Слизь поползла по клейкой ленте, закрывающей рот мертвеца, его глаза закатились. Всплески внизу продолжались. Что-то хватало меня за легкие, выталкивало из меня воздух. Дыхание затруднилось. Запах крови, грязной воды и говна заполз мне в нос. Горло у меня сжалось. Я заставил себя отвернуться и сдержать рвоту.

– Ya, güey, jálalo[259].

Мы с Мануэлем оттащили мертвеца назад к лестнице. Его ноги больше не сопротивлялись. Его внутренности тянулись по бетону. Крокодил тащил на себя длинную розовую веревку, которая тянулась из живота через рану в воду. Она тянулась и не желала рваться. Мы дернули сильнее. Крокодил потряс своей массивной головой, как древний зеленый презрительный бог. Наконец кишка порвалась. Мы почувствовали, как она подалась со щелчком. Мое сердце оказалось где-то рядом с глоткой и заколотилось в моей шее, словно пойманное животное, калечащее себя о стенки клетки.

Мы прошли по металлическим ступеням и положили мертвеца на землю. Я отступил назад, меня мутило. Крокодилы сражались за остатки.

Нижняя часть живота у мертвеца провалилась. Фрагменты… чего-то торчали из длинного рассечения. Кровь неторопливо стекала из раны. Вся передняя часть джинсов приобрела черный цвет.

Появились Брайан и Раулито. Они поставили женщину рядом с мужчиной. Мануэль протянул руку и содрал липкую ленту с его рта, в котором скопилась кровь – часть от раны, а часть, вероятно, от сдавленных криков, паники и безнадежности, которые надорвали его горло.

Женщина, казалось, собирается упасть на тело мужчины. Ее согнутое тело раскачивалось. Ее безжизненные руки висели вдоль боков. Потом она дернула головой. Она стояла спиной к свету, и лица ее не было видно, а пустые глазницы смотрелись, как черные дыры. Крылья ее ноздрей взлетали. Вдруг рядом с ней появился Дон Васкес. Он нагнулся поближе к ее лицу.

– Es hora de comer, Gloria. Chúpale el alma[260].

Дон Васкес положил руку на затылок ведьмы и нагнул ее. Она упала вперед с распростертыми руками. При ее прикосновении грудь мертвеца поднялась. Она еще больше опустила голову и принялась обнюхивать шею мертвеца, как собака, а его тело завибрировало, словно в сильной лихорадке. Она пронюхала дорожку к его губам. Потом разверзла беззубый рот и накрыла им окровавленные губы мертвеца.

Я не сомневался, что этот человек мертв, иначе и быть не могло, но его ноги начали брыкаться, когда женщина прижала свой рот к его. Разрез на его животе вспорхнул, как тонкие губы. Женщина оставалась на прежнем месте.

Чей-то голос рядом с моим левым ухом прошептал что-то. Я повернулся. Никого. Потом я снова услышал этот голос. Впечатление возникало такое, будто какое-то слово облетает вокруг моей головы, а голос, который произносит его, – это невидимое насекомое, двигающееся по той же орбите.