Домой с черного хода

Оленька-девятиклассница, впервые в жизни «сидевшая на телефоне», впервые пользовавшаяся вниманием лейтенанта, который подрался из-за нее с приезжим комбайнером, — сначала отчаянно пугалась, потом начинала невнятно лепетать:

— Кажется, пятьдесят, — шептала она.

— Чего пятьдесят?

— Ну, этих… килограммов.

— Этого не может быть, Оленька.

— Ну, тогда сто.

— Вы не записываете?

— Нет… А что, нужно записывать?

— Но вам же, наверное, говорили, что убрано столько-то гектаров. Надо записывать.

Из трубки неслись всхлипывания:

— Вчера вечером директор приехал с поля, так к нему доярки пришли лаяться… Горело в коровнике что-то… или затопило… я не знаю. А завтра меня вообще в поле гонят, поварихе помогать, А я не умею… — всхлипывания переходили в рыданья.

— Хорошо, хорошо, Оленька. Не плачьте. Ничего страшного. Но, если вы все же когда-нибудь что-нибудь узнаете про уборку хлеба, записывайте и звоните мне.

— Хорошо, — покорно отвечала она сквозь слезы.

— А зачем вам это надо знать? — сухо спросила меня неприветливая особа из третьего колхоза. — Почему это вас интересует?

— Мне поручил собирать сведения по колхозам секретарь райкома и сообщать их в район.

— Не знаю. Ничего об этом не слышала. Как зовут секретаря райкома, который вам это поручил?

— Мне его имени не называли.

— То есть, как это? Неизвестный человек поручает вам собирать сведения и сообщать ему, и вы охотно соглашаетесь исполнять его поручение? Интересно!

— Я не знаю его фамилии и имени-отчества, но пришел он ко мне вместе с директором и дал это поручение в присутствии директора.

— Интересно!.. А, может, это был кто-то из приехавших вместе с вами из Китая?

— Нет. Вряд ли кого-то из приехавших вместе со мной может это интересовать.

— Ну, как знать… Я, во всяком случае, прежде чем сообщать такого рода сведения, должна разобраться и узнать…

Помог мне наш бухгалтер.

— Вы вот что сделайте, — строго сказал он. — Запишите цифры из вечерней сводки по нашему району, разделите на число МТС и подведомственных им колхозов — я их вам сейчас дам — а потом напечатайте на машинке ведомость, ну там число, название колхоза, утренняя сводка, вечерняя, покрасивше сделайте, у вас хорошо получается, и варьируйте себе циферки — когда чуть побольше, когда чуть поменьше, ну, сами знаете… Главное, что б красиво было на машинке, цифры проставляйте четко, пусть будет видно, что люди старались. И сообщайте себе в район, как вам было сказано. Районы сообщат в область, область в Сельхозуправление. Оттуда в Москву цифры пойдут. А насчет того, правильно — неправильно, сколько собрали, сколько довезли, это разве учтешь? Сами видите, что творится. — Он показал на шоссе, покрытое вкатанной в пыль пшеницей. — Э-хе-хе! Я вот вчера в Волчихе был, так там эта Клавдия — ну знаете, которая культурная — смотрит в окошко и говорит мне: — «Ах, Василий Иванович, до чего же хорошо! Что-то такое щедрое, молодецкое, русское есть в этом… правда?» Ну, а я про себя думаю: «Э нет, мужичок русский цену пшенице знал, до последнего зернышка подбирал». Думаю так, а сам только головой киваю — русское, так русское, молодецкое, так молодецкое… Начальству виднее.

В атмосфере неуемного, золотистого, гремящего песнями праздника пролетело дней десять, и вдруг горизонт обложили свинцовые тучи; они медленно поползли на село, окрашивая все вокруг в серый цвет. Засверкали молнии, загрохотал гром, хлынул ливень. Тучи, облюбовав Солоновку, кружили над ней часа четыре, время от времени обрушивая на землю очередные потоки воды, подсвеченной голубоватым полыханием молний и сопровождаемые гневными раскатами грома. Только к вечеру грозовые тучи удалились, наконец, в сторону Волчихи, ливень слегка угомонился и на смену ему пришел ровный, настойчивый мелкий дождь.

Дождь лил три дня подряд. В кабинете директора шли непрерывные совещания штаба, Тут же на полу спали усталые комбайнеры — их наспех сколоченные бараки при первых же каплях дождя протекли, Целый день топилась печурка у меня в закутке, и вокруг нее сушились промокшие рубахи, сапоги, ватники, испуская тяжелый неприятный запах. Нахмуренный и злой директор, не сходя с места, крутил ручку телефона, пытаясь связаться с Сельхозуправлением, с Михайловкой, с Волчихой. Поступали тревожные слухи, что в Михайловке вымокло все зерно, потому что брезенты завезли по ошибке в Рубцовск. Все три дня наша МТС представляла из себя зону стихийного бедствия.

На четвертый день проглянуло солнце. Песчаная почва быстро впитывала задержавшиеся лужи и, вдыхая упоительный аромат мокрой пригретой хвои, я чувствовала, что с каждым вздохом получаю заряд бодрости. «Ничего, ничего! — думала я, помогая техничке Поле убирать контору, после того как отбыли в поле оккупировавшие ее комбайнеры: — «Не так уж все безнадежно. Как-нибудь выбьюсь. Обязательно выбьюсь!»