Домовой

— Тогда нужно искать спуск и идти по дну, — неохотно признав мою правоту, сдаваться Гришка тем не менее не хотел. — Ты знаешь, сколько квартиры в городе стоят? У меня таких денег нет, даже если почку продать.

— А карта есть? — мы двинулись обратно уже в сумерках.

— Кто ее знает? Может, в лесничестве… Слушай, а спроси у Стаса? Скажи ему… Скажи, что Лешка спрашивал?

— А ты уверен, что он на самом деле еще к нему не обращался? — вздохнула я.

— Я б знал, — категорично заметил парень и, активно меня перекрестив, подпихнул в сторону поворота на сторожку лесничего. — Ну, с Богом!

— Балбес, — проворчала я. Но пошла. Не потому, что собиралась выспрашивать о карте, а потому, что хотела его увидеть. В конце концов, он нравится мне. Да?

Естественно, ни про какую карту я так и не спросила. К слову не пришлось, а упоминать Алексея Михайловича мне отчего-то не хотелось. О нас ходили разные слухи и бередить их я не желала. Наверное, в этом было не столько опасение ревности, сколько мое собственное нежелание хоть как-то вспоминать об участковом.

И словно в отместку мне, тут же его встретила. Стас высадил меня на развилке у Осинкино, до деревни было километра полтора, а я как раз хотела набить сумку молодыми, сочными после дождя травками, так что он, развернувшись, поехал по своим делам, а я неспешно пошла вдоль леса, изредка наклоняясь, чтобы сорвать то, что нужно. Тучи за ночь истончились, высохли и хотя небо было по-прежнему затянуто белесой дымкой, через нее уже активно пригревало весеннее солнышко. К обеду начнет парить, но пока что, ранним утром, в низинах стоял только кисельный туман. В этом тумане я и наткнулась на Алексея Михайловича в весьма странном амплуа: я шла по левой стороне дороги, заодно решила пройтись по кладбищу — не потому, что мне нравилось смотреть на покосившиеся кресты, а потому, что на святой земле сила у трав была особенная, а именно на кладбище стояла памятная мне церковь. Заодно (что уж теперь) решила прабабку проведать. И вот иду я между могилок, а навстречу мне выворачивает участковый с перекинутой через плечо лопатой.

Я замерла. Мелькнула и угасла надежда, что он меня не заметит, но судя по лицу, он скорее бы предпочел встретить настоящего вурдалака, чем меня. Покосившись на лопату, Алексей Михайлович обреченно остановился у ворот, ожидая.

Я приподняла брови:

— Подрабатываете?

— Пугалом, — буркнул он. — Скажите честно, Алиса Архиповна, это ваших рук, то бишь лап, дело?

Я вздохнула. Почему наши встречи всегда начинаются одинаково?

— Моих.

— Правда? — изумился он.

— Нет, — отрезала я. — Но вы так часто меня об этом спрашиваете, что мне уже стыдно отвечать правду.

— Шуточки у вас… — проворчал Алексей Михайлович.

— Так и что случилось на этот раз? — я пнула подвернувшийся под ноги камень.

— Могилу раскопали, — участковый покосился на меня. — Настя чуть свет вызвала, говорит, на кладбище всю ночь что-то странное творилось — свет, хохот…

— Ух ты! — восхитилась я. — А вы без работы не останетесь, правда? Ну и в чем проблема? Вы никогда сатанистов не видели? Спросите у писателя — он большой специалист!

— Этот специалист два дня как в город умотал, — хмыкнул участковый. — Только дороги просохли, как он сумку за плечо и бежал — пятки сверкали!

— Не выдержала душа поэта, — ехидно прокомментировала я, а сама подумала, что нужно зайти к Насте, проведать. Он с ней всю зиму жил, поди прикипела — какой никакой, а мужик…

— Поэтому хотелось бы знать, кто решил перенять лавры нашего сказочника, — Алексей Михайлович демонстративно воткнул лопату перед домом, в назидание остальным, и повернулся ко мне: — Ну, а у вас хоть все в порядке?

А вот это уже что-то новенькое. Я даже замерла, удивленно повернувшись к нему:

— Конечно, а почему вы спрашиваете?

— Переезжать не собираетесь? — чуть дернув губы в подобии улыбки, спросил мужчина. — В Осинкино?

Ах вот оно что… Я с трудом сохранила невозмутимое лицо. Мы оба знали, что между нами было напряжение. Так же, как знали и то, что ни во что другое это не выльется. Не думала, что он решится задавать мне такие вопросы.

— А вы? — ну, раз ему можно, то и мне тоже. — В город не собираетесь?

И ушла — на всякий случай. Чужого запаха я от него не слышала, но чуяла его от дома и видела отчетливое движение за занавесками. Зачем она здесь, спрашивается? Чего выжидает? Или решила остаться?

А впрочем — черт с ней. И с ним. Других дел по горло.

Занятая домашними хлопотами и замаливанием грехов перед дву- и четырехногой живностью, я не сразу заметила изменения в собственном доме. Происходили они постепенно, незаметно для глаза, так что, если не знать, что искать, то и не увидишь. Вымахавшую рассаду, теплую печь, чистый пол, миску молока за печью. Кота, который отказывается заходить в дом.

Я раздраженно хлопнула рукой по бедру, дернув распахнутой дверью:

— Ну, ты будешь заходить или нет?

Проклятая скотина, в лучших традциях кошачьего племени, застыла на пороге.