Домовой, которого любили...

У нее с дворником сложились очень хорошие отношения. Например, она всегда давала ему взаймы до получки. Ему почему-то всегда не хватало денег именно перед получкой!

А кроме того, она иногда угощала его борщом, который была мастерица варить.

А осенью Ангелина Степановна засаливала специально для него несколько банок отборных огурчиков, и он всем своим приятелям говорил, что ничего вкуснее не пробовал.

— Хороший вы человек! — говорил ей Иван Петрович при встречах и почтительно снимал с лысой головы кепку.

Ангелина Степановна была уверена, что он доверит ей ключи от подвала.

— Фонарик захватите, — посоветовал дворник, передавая ключ. — Там чуть не все лампочки перегорели!

***

Фонарик мало помогал.

Она затаила дыхание и прислушалась.

Вот из какой-то трубы падают и звенят редкие капли...

Вот сонно попискивают согревшиеся под теплой трубой котята...

А это что?.. Похоже, будто ребенок тихонько бормочет, жалуется, хнычет...

Но не может же тут быть ребенка?! А что, если Иван Петрович однажды забыл подвал запереть?

Ангелина Степановна очень взволновалась, пошла на звуки, все время приговаривая:

— Ах, ты, дитятко, не бойся! Не бойся меня! Я тебе ничего плохого не сделаю! Где ты, дорогой мой?

Сноп света от фонарика упал на кого-то, очень напоминавшего малого ребенка.

— Боже мой, ты кто? — спросила она испуганно.

Она не ожидала, что ей ответят: вопрос был риторический.

Но ей вдруг ответили:

— Кто, кто! Домовой я! Только дома у меня нет... Значит, я — бездомный домовой! Интересная игра слов, правда? — послышалось хихиканье.

У взволнованной Ангелины Степановны шляпка сбилась набок, ноги ослабели... Она опустилась на теплую трубу отопления.

— Удивилась? — осведомился домовой. — Я и сам иногда удивляюсь!

— Как ты хорошо говоришь по-русски, — одобрительно сказала Ангелина Степановна.

Она всегда радовалась, если слышала хорошую русскую речь. Все эти неинтеллигентные “круто”, “нормалек!”, “чувак” — ну, и так далее! — ей безумно надоели!

Домовой, довольный похвалой, хмыкнул:

— Так ведь я почти год в России!

— А откуда ты? Как тут оказался? — недоумевала Ангелина Степановна.

— Моя биография в короткие ответы не уложится, — вздохнул домовой. — Принеси молочка! А то малышня подросла и так мало мне оставляет!

Ангелина Степановна заторопилась к выходу.

— Да не спеши, а то еще ногу сломаешь в этой темнотище! — вслед крикнул он.

Потом, когда домовой с причмокиванием пил принесенное молоко, она спросила:

— А у тебя есть имя?

— Ну, а как же! — обиделся он. — У меня восхитительное длинное имя — Иннокентий!

— Действительно, — согласилась она.

— Если ты мне будешь молоко приносить, я тебе разрешу называть меня короче — Кеша. По-дружески!

Он последний раз причмокнул и отвалился от кружки, поглаживая раздувшийся животик:

— Щедро налила, спасибо!

— Наелся? — заботливо спросила она. — Я и бутерброд принесла. Хочешь?

— Пожалуй!.. Половинку!

Они сидели, привалившись к теплой трубе, и ели каждый свою половину бутерброда. Ангелина Степановна, когда волновалась, всегда что-нибудь жевала.

— А как тебя зовут? — спросил он, утерев рот чем-то вроде носового платка.

Ангелина Степановна подумала, что надо отдать ему свой чистый платочек, а его тряпочку взять с собой и постирать.

— Меня — Ангелина Степановна...

— Тоже хорошее имя. Слушай, у меня есть предложение! — сказал домовой Кеша.

Ангелина Степановна, ожидая, внимательно смотрела на него.

— Пригласи меня жить в твой дом, а?

Ангелина Степановна опешила. А домовой Кеша продолжал:

— Я бы мог и без твоего приглашения пробраться, сама понимаешь, какие у меня возможности. Но ведь гораздо приятнее вместе жить по обоюдному согласию.

— Я должна посоветоваться — у меня большая семья, — сказала она робко.

Домовой Кеша вздохнул:

— Видно, так и помереть мне теперь бездомным! Ладно, в подвале хоть тепла хватает... Перезимую как-нибудь!

— А где ты до этого жил?

— Деревня такая есть — Медведа... Я там появился в вашем мире...

— Родился там? А где эта деревня?

— Ну, можно и так сказать, что родился!.. А деревня эта в Сибири, почти на берегу большущей реки Енисей... Неохота сейчас об этом!..

— Ладно, Кеша, до свидания! Дела у меня! — поднялась Ангелина Степановна.

— Пока! — помахал ручкой Иннокентий. — До завтра?

***

Котята подрастали. Кеша с ними играл, бумажками на веревочке забавлял, кормил, если было чем: мышей они еще ловить не умели.

Сам же Кеша всё грустнел и грустнел, покашливал и часто сморкался.

Ангелина Степановна каждый день приносила молоко и новые, — выглаженные, беленькие! — тряпочки, но уже на следующий день они становились такими, что и стирать их было бессмысленно, только выбросить.

Своего предложения о совместном житье-бытье Иннокентий больше не выдвигал.

Но совесть и жалость всё равно мучили Ангелину Степановну. Она помнила тот тоненький всхлип и тихое хныканье, которое ей нечаянно довелось услышать, когда она впервые пришла в подвал.

Ангелина Степановна была хоть и не старая, но мудрая и прекрасно понимала: всё живое так нуждается в любви!..

Конечно, ни с кем в своей большой семье она советоваться по поводу Иннокентия не стала.