Дон-Аминадо

Мы были молоды. И жадны. И в гордыне
Нам тесен был и мир, и тротуар.
Мы шли по улице, по самой середине,
Испытывая радость и угар —

От звуков музыки, от солнца, от сиянья.
От жаворонков, певших в облаках,
От пьяной нежности, от сладкого сознанья.
Что нам дано бессмертие в веках…

Мы были молоды. Мы пели. Мы орали.
И в некий миг, в блаженном забытьи,
В беднягу пристава то ландыши швыряли.
То синие околыши свои.

Звенела музыка, дрожала мостовая…
Пылал закат. Изнемогавший день
Склонялся к западу, со страстию вдыхая
Прохладную лиловую сирень.

Мы были смелыми. Решительными были.
На приступ шли и брали города.
Мы были молоды. И девушек любили.
И девушки нам верили тогда…

Клубились сумерки над черною рекою.
Захлопывалось темное окно.
А мы все гладили прилежною рукою
Заветное родимое пятно.

Мы поздно поняли, пропевши от усердья
Все множество всех песен боевых,
Что нет ни пристава, ни счастья,
ни бессмертья…
Лишь ландыши, и то уж для других.

1934

НОЧНОЙ ЛИВЕНЬ

Напои меня малиной.
Крепким ромом, цветом липы.
И пускай в трубе каминной
Раздаются вопли, всхлипы…

Пусть скрипят и гнутся сосны,
Вязы, тополи иль буки.
И пускай из клавикордов
Чьи-то медленные руки

Извлекают старых вальсов
Мелодические вздохи.
Обреченные забвенью,
Несозвучные эпохе.

Напои меня кипучей
Лавой пунша или грога
И достань, откуда хочешь.
Поразительного дога.

Да чтоб он сверкал глазами.
Точно парой аметистов,
И чтоб он сопел, мерзавец.
Как у лучших беллетристов.

А сама, в старинной шали
С бахромою и с кистями.
Перелистывая книгу
С пожелтевшими листами.

Выбирай мне из «Айвенго»
Только лучшие страницы
И читай их очень тихо.
Опустивши вниз ресницы.

Потому что человеку
Надо в сущности ведь мало…
Чтоб у ног его собака
Выразительно дремала.

Чтоб его поили грогом
До семнадцатого пота.
И играли на роялях,
И читали Вальтер Скотта,

И под шум ночного ливня
Чтоб ему приснилось снова
Из какой-то прежней жизни
Хоть одно живое слово!

1929–1935

КАК РАССКАЗАТЬ…

Как рассказать им чувство это.
Как объяснить в простых словах
Тревогу зимнего рассвета
На петербургских островах.

Когда, замучившись, несется
Шальная тройка поутру,
Когда, отстегнутая, бьется
Медвежья полость на ветру,

И пахнет влагой, хвоей, зверем.
И за верстой верста бежит.
А мы, глупцы, орем и верим.
Что мир лишь нам принадлежит

1929–1935

Из сборника «В те баснословные года»

«ПРОЛЕГОМЕНЫ»