Дон Кихот

— Во всяком случае, — ответил Санчо, — копьем ваша милость действует хорошо: вы целили мне в голову и попали в спину только благодаря господу богу и ловкости, с которой мне удалось отскочить в сторону. Ну, да ладно, недаром говорит пословица: кто крепко любит, тот крепко бьет. А знатные сеньоры, как только обругают слугу, тотчас же жалуют ему новые штаны; вот только не знаю, что жалуют своим слугам странствующие рыцари после того, как их отлупят: уж не жалуют ли они своих слуг вслед за потасовкой каким-нибудь островом или королевством?

— Что ж, судьба может повернуть дело так, что все твои слова окажутся чистой правдой, — сказал Дон Кихот. — Прости, что я прибил тебя. Ты ведь не маленький и хорошо знаешь, что бывает, когда человек выйдет из терпения и не помнит себя. На будущее время это тебе будет предупреждением: остерегайся и воздерживайся от излишних разговоров со мной, ибо хоть я и прочел несметное количество рыцарских романов, но ни в одном из них я не встречал, чтобы оруженосец так много разговаривал со своим господином, как ты со мной. И, право, я считаю, что в этом мы оба виноваты: ты виноват в том, что недостаточно почтителен, а я в том, что не требую от тебя должного почтения. Например, Гандалин, оруженосец Амадиса Галльского, хотя и был графом Сухопутного острова, но, если верить истории, разговаривал со своим господином не иначе, как держа шапку в руках и согнувшись вдвое по турецкому обычаю. Я не так требователен, как Амадис, но все же, Санчо, ты всегда должен помнить разницу между господином и слугой, сеньором и холопом, рыцарем и оруженосцем. А потому, начиная с нынешнего дня, мы перестанем обращаться друг с другом слишком запросто и оставим всякие дурачества: если вы чем-нибудь рассердите меня, то только сами от этого пострадаете, как глиняный горшок в басне. А обещанные милости и награды придут в свое время, а не придут, так все равно, жалованья вы во всяком случае не потеряете, я уже не раз вам это говорил.

— Все это прекрасно, ваша милость, — сказал Санчо. — Одно мне хотелось бы знать. Ведь может случиться, что время для наград так и не наступит; тогда мне придется удовольствоваться одним жалованьем. Так вот, скажите мне, ваша милость, какое жалованье в старые времена получали оруженосцы странствующих рыцарей и как они нанимались — помесячно или поденно?

— Мне кажется, — ответил Дон Кихот, — что в те времена оруженосцы никогда не получали жалованья, а довольствовались одними подарками. И если я упомянул о твоем жалованье в завещании, которое оставил дома, так только потому, что не знаю, какая судьба ждет рыцаря в наши бедственные времена. А мне бы не хотелось, чтобы из-за какой-нибудь мелочи душа моя мучилась на том свете. Ибо тебе следует знать, Санчо, что на этом свете нет занятия более опасного, чем поиски приключений.

— Это истинная правда! — ответил Санчо. — Подумать только, что одного стука валяльных молотов было довольно, чтобы смутить и встревожить сердце столь доблестного странствующего рыцаря, как ваша милость. Но вы можете быть вполне уверены, что впредь я и рта не открою, чтобы шутить над вашей милостью, и всегда буду почитать вас, как своего господина и сеньора.

— И благо тебе будет, — ответил Дон Кихот, — ибо после отца и матери надо больше всего почитать своих господ.

Глава 16, в которой рассказывается о великом приключении и завоевании драгоценного шлема Мамбрина [38] и о беседе между рыцарем и его оруженосцем

Тут начал накрапывать дождь, и Санчо был бы не прочь спрятаться под крышу сукновальни; но после насмешек оруженосца Дон Кихот до того ее возненавидел, что ни за что на свете не хотел туда войти. А потому они свернули направо и скоро выбрались на ту самую дорогу, по которой двигались накануне. Не успели они проехать по ней и полмили, как Дон Кихот увидел вдали всадника, голова которого была покрыта какой-то странной шапкой, сверкавшей, словно золото.

— Мне кажется, Санчо, — сказал Дон Кихот, — что в каждой пословице есть истина, ибо все эти изречения извлечены из самого опыта — матери всех наук; особенно же справедлива пословица, гласящая: одна дверь захлопнулась, другая открылась. Говорю я это вот к чему: вчера судьба закрыла перед нами дверь к приключению, которого мы искали, и заставила нас испугаться сукновальни; а сегодня она уже настежь распахивает перед нами другую дверь, ведущую к другому приключению. Но это, наверное, уже серьезное дело! Взгляни, ведь, если я не ошибаюсь, навстречу нам едет всадник, у которого на голове шлем Мамбрина, тот самый, который, как ты знаешь, я поклялся раздобыть.

— Ради бога будьте осторожны, ваша милость, — ответил Санчо, — смотрите, сеньор, как бы не повторилась история с сукновальней.

— Черт тебя побери, — вскричал Дон Кихот, — что общего между шлемом и сукновальней?