— Я замолчу, моя сеньора, — ответил Дон Кихот, — и сдержу справедливый гнев, закипевший в моей груди. Отныне я буду тих и миролюбив, пока не исполню своего обещания. Но в награду за мои добрые намерения, прошу вас, расскажите мне, если это не тяжело вам, в чем ваше горе и кто ваши обидчики, на которых должна обрушиться моя праведная и ужасная месть.
— Охотно расскажу вам все, — сказала Доротея, — если только вам не наскучит слушать о моих невзгодах и напастях.
— Не наскучит, моя сеньора, — отвечал Дон Кихот.
На это Доротея сказала:
— Если так, то слушайте меня, сеньоры.
Как только она произнесла эти слова, цирюльник и священник подошли к ней поближе, желая узнать, какую историю сочинит умница Доротея; Санчо не замедлил последовать их примеру. Он сгорал от любопытства, желая узнать все подробности ее несчастья, так как, подобно Дон Кихоту, был уверен, что все ее рассказы чистейшая правда. А Доротея, усевшись поудобнее на седле, начала так:
— Прежде всего да будет вам известно, сеньоры, что зовут меня…
Тут она запнулась, потому что забыла, какое имя дал ей священник. Священник сразу догадался, в чем дело, и поспешил ей на выручку.
— Не удивительно, ваше высочество, — сказал он, — что вы пришли в такое смущение, вспомнив о своих невзгодах. Они всегда лишают памяти тех, на кого сваливаются. В несчастье люди нередко забывают даже свои собственные имена, как это и случилось с вами. Вы, кажется, забыли, что зовут вас принцессою Микомикон и что вы законная наследница великого королевства Микомикон. Но я не сомневаюсь, что после моего напоминания ваше величество без труда сможет восстановить в своей удрученной памяти все, что вам будет угодно рассказать нам.
— Совершенно верно, — ответила девица. — И я надеюсь, что в дальнейшем обойдусь без напоминаний и не сбиваясь расскажу мою правдивую историю. Отца моего, короля, звали Тинакрио Мудрый, ибо он был весьма сведущ в науке, называемой магией. Магия открыла ему, что моя мать, королева Харамилья, должна умереть раньше, чем он, и что вскоре после ее смерти и ему суждено покинуть этот мир, а мне на роду написано остаться круглой сиротой. И хотя он был опечален этим предсказанием, однако несравненно более его тревожила моя дальнейшая судьба: он знал, что на большом острове, почти рядом с нашим государством, царствовал великан, по имени Пандафиландо Свирепоглазый. Так его прозвали за то, что он, желая придать особую свирепость своему взгляду, нарочно косил на оба глаза. При помощи своей таинственной науки отец узнал, что, когда до великана дойдет слух о том, что я осиротела, он тотчас нападет с большим войском на наше королевство и завладеет им. Этого бедствия и разорения я могла избежать только в том случае, если бы пожелала выйти за него замуж. Но мой отец, конечно, не сомневался, что я никогда не соглашусь на такой неравный брак. В этом он нисколько не ошибался; вполне понятно, что одна мысль обвенчаться с этим отвратительным чудовищем возбуждала во мне ужас. Затем отец предупредил меня, что, когда Пандафиландо нападет на мое королевство, я не должна думать о сопротивлении. Дьявольская сила этого великана такова, что против него не может устоять никакое войско. «Единственное средство спасти от полного истребления наших добрых и верных подданных, — сказал отец, — добровольно покинуть королевство и отправиться искать помощи в Испанию». Там я должна отыскать странствующего рыцаря, чья слава в то время будет греметь по всему миру. Этот рыцарь, по имени дон Асот или дон Хигот, и будет моим защитником и спасителем.
— Должно быть, он сказал: Дон Кихот, — прервал ее Санчо Панса, — или, по-другому, рыцарь Печального Образа.
— Именно так, — ответила Доротея. — Еще он прибавил, что рыцарь этот — высокого роста, худощав и что у него с правой стороны пониже плеча темная родинка.
Услышав это, Дон Кихот сказал своему оруженосцу:
— Иди-ка сюда, братец Санчо, помоги мне раздеться, ибо я хочу убедиться, действительно ли я тот самый рыцарь, о котором пророчил мудрый король.
— К чему же вашей милости раздеваться? — спросила Доротея.
— Чтобы посмотреть, есть ли у меня родинка, о которой говорил ваш отец, — ответил Дон Кихот.
— Для этого незачем раздеваться, — сказал Санчо, — я и так знаю, что у вашей милости посредине спины как раз такая родинка: это — знак мужества.
— Этого вполне достаточно, — сказала Доротея. — Совершенно не важно, на плече у вас родинка или на спине; главное, что она есть, а где она у вас — это все равно: тело всюду одинаковое. Нет сомнения, что мой добрый отец предсказал правильно, и я тоже не ошиблась, обратившись к сеньору Дон Кихоту, так как, несомненно, мой отец его-то и имел в виду. Недаром слава о нем идет по всей Испании. Не успела я высадиться в Осуне, как уже услышала об его подвигах, и сердце сразу же подсказало мне, что это и есть мой спаситель и защитник.
— Но как же, моя сеньора, ваша милость могла высадиться в Осуне, — спросил Дон Кихот, — когда это не морская гавань?
Прежде чем Доротея успела ответить, в разговор вмешался священник: