Дон Кихот. Часть 1

– Не гневайтесь, ваша милость, мой дорогой господин, – ответил Санчо, – я сказал это без злого умысла, – и, подойдя, к нему, он положил руку на переднюю луку седла, другую поместил сзади и таким образом обнял левую ляшку своего господина, не осмеливаясь ни на шаг отойти от него – настолько пугали его удары, продолжавшие стучать по временам.

Дон-Кихот велел Санчо рассказывать сказку, как тот предлагал сначала.

– От всего бы сердца рассказал, – отвечал оруженосец, – если бы страх не связывал мне языка. Но все-таки попытаюсь рассказать вам такую историю, что, если мне удастся рассказать ее, как следует, ничего не пропустив, – это будет лучшая история в свете. Будьте же внимательны, ваша милость, я начинаю.

«Случилось однажды то, что случилось… Да пошлется добро всем людям, а зло тем, кто зла ищет!.. Заметьте, пожалуйста, господин мой, начало у этих сказок, которые рассказывали старики по вечерам. Это ведь не первый встречный сказал, а изрек Катон, римский цензор: И зло тому, кто зла ищет!.. Это изречение подходит к нам, как кольцо к пальцу, и говорит, чтобы ваша милость оставались спокойными и не искали бы зла нигде, и чтобы направились мы поскорее по другой дороге, потому что никто не заставляет нас силой ехать по этой, где нас осаждает столько страхов.

– Продолжай твою сказку, Санчо, – сказал Дон-Кихот, – и предоставь мне позаботиться о дороге, по которой мы поедем.

«Итак, говорю я, – продолжал Санчо, – в одном месте Эстрамадуры жил один козий пастух, я хочу сказать, человек, пасший коз, который, то есть пастух или человек, пасший коз, назывался Лопе Руисом. И был этот Лопе Руис влюблен в одну пастушку овец, которую, то есть пастушку овец, звали Торральвой, и эта пастушка овец, по имени Торральва, была дочерью одного богатого владельца стад. И этот богатый владелец стад… – Ну, Санчо, если ты так будешь рассказывать историю, – прервал Дон-Кихот, – повторяя по два раза все, что хочешь сказать, то ты и в два дня ее не кончишь. Говори только то, что следует по рассказу и так, как должен рассказывать умный человек. Иначе можешь не оканчивать ее.

– Таким образом, как я вам рассказываю, – ответил Санчо, – в моей местности рассказываются все истории на вечеринках. Я не умею рассказывать ее иначе, и ваша милость поступает несправедливо, заставляя меня изобретать новый способ.

– Ну рассказывай, как знаешь, – сказал Дон-Кихот, – и продолжай, если уж моя несчастная судьба принуждает меня слушать тебя.

– Так вот да будет вам известно, господин души моей, – продолжал Санчо, – что, как я уже вам сказал, этот пастух был влюблен в Торральву, пастушку, которая была краснощекой, толстой и грубоватою девкой и немножко даже смахивала на мужчину; потому что над губами у ней были маленькие усы. Я как будто сейчас вижу ее перед собой.

– Ты стало быть знал ее? – спросил Дон-Кихот.

– Нет, знать-то я ее не знал, – ответил Санчо, – но тот, кто рассказывал мне эту историю, говорил мне, что она так истинна и несомненна, что, когда мне самому придется рассказывать ее кому-нибудь, то я могу клясться в ней и уверять, как-будто все это я сам видел… ну, дни проходили и наступали новые и черт, который никогда не дремлет и старается всюду напутать, устроил так, что любовь пастуха к пастушке обратилась вдруг в ненависть и злобу; причиной тому, как говорят злые языки, были также отчасти и ревнивые упреки, которыми пастушка осыпала его беспрестанно, так что они не на шутку могли надоесть. С этого времени ненависть пастуха стала так сильна, что он не мог видеть пастушку и потому решил покинуть свою страну и идти в такое место, где бы она не попадалась ему на глаза. Но Торральва, как только увидела, что Лопе ее ненавидит, сейчас же стала его любить даже сильнее, чем любила прежде.

– Таков нрав и обычай женщин, – заметил Дон-Кихот, – ненавидеть любящих их и любить тех, кто их ненавидит. Продолжай.