Дон Кихот. Часть 1

И, воспользовавшись позволением, он произвел то, что называется mutatio capparum, и так нарядил своего осла, что сам никак не мог достаточно налюбоваться им.

Затем они позавтракали остатками припасов, снятых ими с мула благочестивых отцов, и напились воды из ручья валяльных мельниц, не оборачивая, однако, головы, чтобы посмотреть на них, – так возненавидели они их за волнения прошлой ночи. Наконец, когда гнев и дурное расположение рыцаря прошли вместе с аппетитом, они опять сели верхом и, не избирая себе определенного пути, чтобы полнее подражать странствующим рыцарям, отправились по той дороге, какую выбрала воля Россинанта, увлекавшая за собою волю своего господина и даже волю осла, который следовал за своим руководителем, как подобает верному и доброму товарищу. Таким образом, они выбрались на большую дорогу, по которой и поехали наудачу и без определенного намерения.

По дороге Санчо сказал своему господину:

– Господин, не соблаговолите ли ваша милость дать мне позволение немного поговорить с вами? Потому что с того времени, как вы отдали мне строгий приказ молчания, вот уж больше четырех хороших вещиц сгнило у меня в желудке и сейчас на кончике, языка у меня одна такая штучка, которую мне не хотелось бы видеть тоже погибшей.

– Скажи, – ответил Дон-Кихот, – но будь краток, длинная речь никогда не может быть приятной.

– Я говорю, господин, – начал Санчо, – что вот уж несколько дней я размышляю о том, как мало выигрывают и приобретают те, кто, подобно вашей милости, ищет приключений в этих пустынях и странствованиях по большим дорогам, где сколько ни преодолевай опасностей, сколько ни одерживай побед, никто этого не увидит и не узнает, и так они и останутся преданными вечному забвению к большому ущербу благих намерений и заслуг вашей милости. Поэтому, мне кажется, было бы лучше, если только ваша милость не имеет лучших видов, отправиться нам к какому-нибудь императору или принцу, которому приходятся вести войну; у него на службе ваша милость могли бы показать мужество вашей руки, вашу великую силу и ваш еще более великий ум. Когда это увидят государь, которому мы будем служить, он наградит нас каждого по заслугам. Там найдутся и писатели, которые составят описание подвигов вашей милости, чтобы увековечить их в памяти людской. Что касается моих, но о них я ничего не говорю, так как они не выходят из границ славы оруженосцев; но все-таки осмелюсь сказать, что если бы у рыцарей был обычай описывать и подвиги оруженосцев, то, я думаю, мои тоже не были бы забыты.