Услышав эти слова и эту музыку, Дон-Кихот пришел в изумление, потому что в ту же минуту на память ему пришли бесконечные приключения в том же вкусе, с решетчатыми окнами, садами, серенадами, ухаживаниями и обмороками, о которых он читал в своих глупых книгах о странствующем рыцарстве. Он тотчас вообразил, что какая-либо из камеристок герцогини влюбилась в него и что скромность вынуждала ее хранить свою страсть в тайне. Он устрашился, как бы ей не удалось тронуть его, и в сердце своем он твердо решил не дать себя победить. Поручив себя с пылом и преданностью даме своей Дульцинее Тобозской, он, однако, решил выслушать музыку, а чтобы дать знать, что он здесь, он сделал вид, что чихает, что очень обрадовало обеих девиц, которые ничего более не желали, как быть услышанными Дон-Кихотом. Настроив арфу и проиграв вступление, Альтисидора спела следующий романс:
О, лежащий на кровати,В простынях голландских тонких,Спящий, ноги протянувши,От заката до рассвета;Рыцарь более отважный,Чем все рыцари Ламанчи;Благородней кто и чищеЗолотых песков Аравьи!Слушай голос девы скорбной,Без взаимности влюбленной;От твоих двух солнц в которойСердце пламенем объято.Ищешь ты все приключений,Принося другим несчастье;Раны тяжкие наносишьИ не хочешь исцелить их.Храбрый юноша, поведай(Да печаль тебя минует!),Сын ли Ливии ты знойнойИли гор высоких Хака;Змеи ли тебя вскормили,Или, может быть, воспитанБыл ты средь лесов дремучих,Диких гор суровой жизнью.Славься вечно, Дульцинея,Дева полная здоровья,Потому что приручилаЗверя ты лютее тигра.Славят пусть ее за этоС Генареса до Хамары,С Таго до Мансанареса,С Писуэрги до Арлансы.Поменялась бы я с нею;Платье ей дала б в придачуЯ одно из самых пестрых,С золотою бахромою.Кто бы спал в твоих объятьях!Ил стоял бы у постели,Гладя голову рукою,Чистя волосы от грязи!Но я многого желаю, —Чести этой я не стою;Щекотать одни лишь ногиДля меня б блаженством было.Сколько б я тебе ермолок,Дорогих чулков связала;Сколько б брюк тебе нашилаИ плащей из тканей тонких!Сколько перлов подарила б,Каждый перл в орех чернильный,И единственных названьеВсе они носить могли бы![167]Не взирай с скалы ТарпейскойНа огонь меня палящий;Гневом, о, Нерон Ламанчский,Не усиливай пожара!Молода я и нежна я,И пятнадцати нет лет мне(Мне четырнадцать лишь только —В том душой моей клянуся).Не хрома я, не горбата;Недостатков не имею;Волосы мои как лильи,По земле у ног влачатся.Пусть мой рот как клюв орлиный,Пусть мой нос курнос немного,Как топазы мои зубы; —Красота моя тем ярче.Голос мой, когда ты слышишь,Назовешь приятным, верно;Я могу считаться ростомНиже среднего немного,Эти чары и другиеДля тебя добычей станут.В этом доме я служанка;Имя мне Альтисидора».