Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

Отъ подобныхъ фразъ у героя нашего заходилъ, что называется, умъ за разумъ. Цѣлыя ночи напролетъ ломалъ онъ голову, добиваясь въ нихъ смысла; — трудъ, оказавшійся-бы не подъ силу самому Аристотелю, еслибъ знаменитый мудрецъ воскресъ нарочно для этой цѣли. Мало безпокоясь о безчисленныхъ ранахъ, полученныхъ и нанесенныхъ донъ-Беліанисомъ, и полагая, что, не смотря на все искусство лечившихъ его докторовъ, такой славный рыцарь долженъ былъ имѣть израненое тѣло и покрытое шрамами лицо, онъ восхищался только остроуміемъ, съ какимъ авторъ Беліаниса закончилъ свою неоконченную книгу. Часто ему приходило желаніе взяться за перо и самому докончить ее, что, вѣроятно, онъ сдѣлалъ-бы съ полнымъ успѣхомъ, еслибъ умъ его не былъ ужь занятъ другими, несравненно важнѣйшими мыслями. Много разъ доводилось ему спорить съ священникомъ его деревни, человѣкомъ ученымъ, удостоеннымъ ученой степени въ Зигуенцѣ [2] о томъ, которому изъ рыцарей слѣдуетъ отдать пальму первенства: Пальмерину Англійскому или Амадису Гальскому? Присутствовавшій при этихъ спорахъ цирюльникъ, синьоръ Николай, утверждалъ, что ни одинъ рыцарь не могъ сравняться съ рыцаремъ Ѳебомъ, и что ближе всѣхъ подходитъ къ нему безспорно донъ-Галаоръ, братъ Амадиса Гальскаго, который, нисколько не уступая самому Амадису въ самоотверженіи и мужествѣ, не былъ однако такимъ капризнымъ плаксой, какъ его братецъ.

Гидальго нашъ, мало по малу, до того пристрастился къ рыцарскимъ книгамъ, что въ чтеніи ихъ проводилъ дни и ночи, и кончилъ тѣмъ, что, въ слѣдствіе усиленнаго бодрствованія и чтенія, мозгъ его разстроился, и онъ сошелъ съ ума. Ему то и дѣло грезились поединки, битвы, волшебники, бури, любовь, раны и тому подобный сумбуръ, наполнявшій его любимыя книги. И такъ полно убѣжденъ онъ былъ въ истинѣ всего этого, что для него въ цѣломъ мірѣ не существовало рѣшительно ничего, достойнаго большаго довѣрія. Онъ говорилъ, что хотя Сидъ-Руи-Діазъ былъ, конечно, рыцарь не изъ послѣднихъ, но что онъ далеко не можетъ равняться съ рыцаремъ Пылающаго Меча, который однимъ ударомъ разсѣкъ пополамъ двухъ чудовищныхъ и свирѣпыхъ великановъ. Онъ глубоко уважалъ Бернардо-дель-Карпіо за то, что въ Ронсевальской долинѣ, онъ умертвилъ очарованнаго Роланда, воспользовавшись уловкой Геркулеса, при помощи которой этотъ силачъ задушилъ въ своихъ рукахъ Антея, названнаго сыномъ земли. Съ большой похвалой отзывался онъ также о великанѣ Морганѣ, единомъ благородномъ исключеніи изъ свирѣпаго сонма великановъ. Но героемъ его, по преимуществу, былъ Рейнальдъ Монтальванскій, особенно когда онъ мерещился ему выходящимъ изъ своего замка грабить каждаго встрѣчнаго, или отправляющихся за море похищать идолъ Магомета, вылитый изъ чистаго золота, какъ увѣряетъ исторія. Что-же касается измѣнника Ганелона, то за возможность отсчитать ему нѣсколько подзатыльниковъ онъ охотно отдалъ-бы свою экономку въ племянницей въ придачу.

Рехнувшись окончательно, герой нашъ задумалъ одно изъ самыхъ безумныхъ предпріятій, какія приходили когда либо въ голову полуумнымъ. Ему казалось необходимымъ, какъ для собственной славы, такъ для блага и славы родной страны своей, сдѣлаться странствующимъ рыцаремъ; и рыская по свѣту на конѣ съ оружіемъ въ рукахъ, ища приключеній, карая зло, возстановляя правду, защищая гонимыхъ и сирыхъ, пускаясь наконецъ въ самыя ужасныя приключенія, покрыть себя неувядаемой славой. Ему уже мерещилось, какъ, благодаря своему мужеству, онъ дѣлается на худой счетъ Трапезондскимъ императоромъ. Увлекаемый этими сумазбродными мечтами, онъ только и думалъ, какъ-бы поскорѣе привести намѣреніе въ дѣло; и прежде всего позаботился о своемъ прадѣдовскомъ оружіи, давно покоившимся въ пыли, въ одномъ изъ забытыхъ угловъ его дома. Доставъ, вычистивъ и починивъ его, онъ съ ужасомъ увидѣлъ, что отъ шлема, нѣкогда цѣлаго, оставался только шишакъ. Призвавъ на помощь все свое искусство, онъ, при помощи картона и остававшагося въ цѣлости шишака, устроилъ что-то въ родѣ шлема. Но когда онъ пожелалъ убѣдиться въ прочности своей работы и нанесъ устроенному имъ шлему два шпажныхъ удара, то первый изъ нихъ сразу разрушилъ весь это недѣльный трудъ. Неудача эта, хотя и не совсѣмъ пріятная для нашего гидальго, не обезкуражила его однако. Онъ принялся вторично работать надъ шлемомъ и, чтобы придать ему возможную прочность, придѣлалъ въ нему желѣзныя застежки. Не желая, однако, во второй разъ испытать прочность своей работы, онъ счелъ ее оконченною и вообразилъ себя обладателемъ самаго прочнаго шлема въ мірѣ.