Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

Донъ-Кихотъ спалъ еще, когда пришедшіе къ нему гости попросили у его племянницы ключъ отъ комнаты, хранившей его книги, ставшія несомнѣннымъ источникомъ случившихся съ нимъ бѣдъ. Племянница радостно исполнила ихъ просьбу, и всѣ они, въ сопровожденіи экономки Донъ-Кихота, вошли въ его библіотеку, содержавшую въ себѣ болѣе ста толстыхъ, хорошо переплетенныхъ и нѣсколько маленькихъ книгъ. Экономка, увидѣвъ ихъ, съ негодованіемъ покинула комнату и возвратилась черезъ нѣсколько времени съ чашей святой воды и вѣтвью иссопа. «Нате, отецъ мой», сказала она священнику: «окропите святою водой эту комнату, чтобы проклятые волшебники, обитающіе въ собранныхъ здѣсь книгахъ, не околдовали насъ, за наше стремленіе изгнать ихъ изъ этого міра». Священникъ улыбнулся и попросилъ цирюльника подавать ему, по очереди, книги Донъ-Кихота, чтобы не сжечь тѣ изъ нихъ, которыя не заслуживали подобной участи.

«Нѣтъ, нѣтъ, не щадите ни одной», говорила племянница; «всѣ онѣ виновны въ нашемъ несчастіи. Всѣхъ ихъ нужно выкинуть за окно, стащить въ кучу и сжечь среди двора, или, еще лучше, чтобы избавиться отъ дыма, устроить для нихъ костеръ на заднемъ дворѣ«. Экономка была того-же мнѣнія; но священникъ желалъ узнать хоть названія книгъ, и первая, поданная ему цирюльникомъ, оказалась Амадисомъ Гальскимъ. Говорятъ, замѣтилъ священникъ, что Амадисъ Гальскій былъ первою рыцарской исторіей, напечатанной въ Испаніи, послуживъ образцомъ для всѣхъ остальныхъ. Сжечь ее я нахожу не лишнимъ, какъ основательницу зловредной секты.

— Пощадите ее, сказалъ цирюльникъ, многіе увѣряютъ, будто она лучшая изъ рыцарскихъ книгъ.

— Какъ образецъ, она заслуживаетъ прощенія, отвѣчалъ священникъ; повременимъ сжигать ее, и посмотримъ, что слѣдуетъ за нею. Цирюльникъ подалъ ему исторію подвиговъ Эспландіана. законнаго сына Амадиса Гальскаго.

— Сынъ не достоинъ отца, потрудитесь выкинуть его за окно, сказалъ священникъ, обращаясь къ экономкѣ; пусть онъ послужитъ основаніемъ нашему костру.

Экономка поторопилась исполнить данное ей повелѣніе, и Эспландіанъ отправился ждать заслуженной имъ участи.

— Дальше что? спросилъ священникъ.

— Дальше Амадисъ Греческій, и вѣроятно всѣ книги, стоящія на этой полкѣ, принадлежатъ въ роду Амадисовъ, отвѣчалъ цирюльникъ.

— Въ такомъ случаѣ на дворъ ихъ, проговорилъ священникъ, потому-что я готовъ скорѣе сжечь моего отца, встрѣтивъ его въ образѣ странствующаго рыцаря, чѣмъ пощадить королеву Пинтикингестру съ пастухомъ Даринелемъ и со всѣми ихъ мудростями.

— Я того-же мнѣнія, добавилъ цирюльникъ.

— И я того-же, проговорила племянница.

— Когда такъ, — пусть всѣ онѣ отправляются къ своему товарищу, сказала экономка, и, не трудясь выходить изъ комнаты, швырнула ихъ, какъ попало, за окно.

— Это что за толстая книга? спросилъ священникъ.

— Донъ-Оливантесъ Лаурскій, отвѣчалъ синьоръ Николай.

— Произведеніе автора, написавшаго Садъ Флоры, добавилъ священникъ; право не знаю, въ которомъ изъ этихъ сочиненій меньше вздору. Во всякомъ случаѣ, донъ-Оливантесу не угодно-ли будетъ отправиться на дворъ, въ наказаніе за разсказываемыя имъ нелѣпости.

— Вотъ Флорисмаръ Гирканскій, сказалъ синьоръ Николай.

— Флорисмаръ тоже здѣсь? воскликнулъ священникъ. Пусть-же онъ потрудится поскорѣй отправиться къ своимъ товарищамъ. Мы не пощадимъ эту грубую, дурно изложенную книгу ни за странное рожденіе ея, ни за небывальщины, которыми она наполнена.

— Вотъ Рыцарь Платиръ, возвѣстилъ цирюльникъ.

— Скучная и безцвѣтная книга, которую грѣшно было-бы щадить, отвѣтилъ священникъ; на дворъ ее и пусть больше не будетъ о ней помину.

— Вотъ Зеркало Рыцарства, продолжалъ синьоръ Николай.

— Знакомъ съ нимъ, сказалъ священникъ. Въ немъ говорится правдивымъ историкомъ Турпиномъ о двѣнадцати перахъ Франціи и Рейнальдѣ Монтальванскомъ съ его разбойничьей шайкой. Книгу эту осудить только на вѣчное изгнаніе, изъ уваженія къ тому, что она вдохновила Матео Боярдо, которому подражалъ славный Аріостъ, что не помѣшаетъ намъ быть безпощадными къ самому Аріосту, если мы встрѣтимъ его здѣсь, говорящимъ на своемъ родномъ языкѣ. Если-же онъ заговоритъ съ нами по италіянски, тогда примемъ его съ тѣмъ уваженіемъ, котораго онъ заслуживаетъ.

— У меня есть оригиналъ поэмы Аріоста, но я его не понимаю, замѣтилъ цирюльникъ.