— Еще бы! сказалъ Санчо, если одинъ стукъ валяльныхъ мельницъ могъ смутить такого безстрашнаго рыцаря, какъ вы. На счетъ-же всего остальнаго, будьте покойны; потому что, отнынѣ, я рта не разину для какой-нибудь шуточки, и не пикну иначе, какъ только для восхваленія и прославленія вашей милости.
— И хорошо сдѣлаешь, сказалъ Донъ-Кихотъ, потому что послѣ родителей, господа ваши достойны наибольшаго съ вашей стороны уваженія, какъ люди, имѣющіе одинаковыя обязанности и права съ вашими родителями.
Глава XXI
Въ это время началъ накрапывать дождикъ, и Санчо не прочь былъ укрыться отъ него въ одной изъ валяльныхъ мельницъ, но Донъ-Кихотъ до того возненавидѣлъ ихъ за ту штуку, которую онѣ сыграли съ нимъ, что просто видѣть ихъ не могъ. Онъ круто повернулъ Россинанта, и выѣхалъ съ оруженосцемъ своимъ на дорогу, близко походившую на вчерашнюю. Тутъ вскорѣ привелось ему замѣтить всадника, голова котораго покрыта была чѣмъ-то, сіявшимъ какъ золото.
— Санчо! сказалъ онъ своему оруженосцу, нѣтъ, кажется, пословицы, которая не была бы сущей истинной; да и что онѣ, какъ не истины, высказанныя опытомъ, источникомъ всякаго знанія. Въ особенности это вѣрно относительно пословицы, говорящей: «когда затворяется одна дверь, другая открывается»; и въ самомъ дѣлѣ, если вчера судьба закрыла передъ нами двери одного приключенія, обманувъ насъ стукомъ валяльныхъ молотовъ, то сегодня растворяетъ передъ нами двери другого — лучшаго и болѣе легкаго; и если теперь я не съумѣю войти въ нихъ, то это уже будетъ по моей винѣ, которой нельзя будетъ оправдать ни невѣденіемъ, ни ночнымъ мракомъ. Это я говорю тебѣ, Санчо, потому, что, если я не ошибаюсь, на встрѣчу намъ ѣдетъ незнакомый всадникъ съ тѣмъ самымъ Мамбреновскимъ шлемомъ на головѣ, по поводу котораго я далъ хорошо извѣстную клятву.
— Ради Бога, отвѣчалъ Санчо, подумайте, ваша милость, что вы говорите, и особенно о томъ, что думаете вы дѣлать; право, я вовсе не хочу наткнуться на другіе валяльные молоты, которые окончательно отобьютъ у насъ всякій разсудокъ.
— Чтобъ чортъ тебя наконецъ побралъ, крикнулъ Донъ-Кихотъ; что общаго между шлемомъ и молотомъ?
— Право не знаю, возразилъ Санчо, но еслибъ только я могъ теперь говорить по прежнему, то представилъ бы такіе резоны, которые ясно показали бы вамъ, что вы ошибаетесь.
— Какъ это я могу ошибаться въ собственныхъ словахъ? спросилъ Донъ-Кихотъ. Скажи мнѣ, презрѣнный измѣнникъ, развѣ не видишь ты этого рыцаря съ золотымъ шлемомъ, который ѣдетъ, на встрѣчу намъ, верхомъ, на сѣромъ конѣ.
— Право, я вижу только какого-то человѣка, отвѣчалъ Санчо, верхомъ на такомъ же сѣромъ ослѣ, какъ мой, съ головой, покрытой чѣмъ то блестящимъ.
— Вотъ это чѣмъ-то и есть шлемъ Мамбрена, сказалъ Донъ-Кихотъ. Отъѣзжай въ сторону, продолжалъ онъ, и оставь меня съ нимъ одинъ на одинъ. Ты увидишь, какъ не говоря ни слова, чтобы не терять времени, я овладѣю наконецъ этимъ давно желаннымъ шлемомъ.
— Посторониться то я посторонюсь, пробормоталъ Санчо, только не наткнуться бы вашей милости на новый валяльный молотъ.
— Говорилъ я тебѣ, закричалъ Донъ-Кихотъ, не разрывать мнѣ ушей этими проклятыми молотами, или клянусь, впрочемъ ты и безъ клятвъ повѣришь, что я вытяну, наконецъ, душу изъ твоего тѣла.
Санчо замолчалъ изъ страха, чтобы Донъ-Кихотъ, чего добраго, не выполнилъ своей угрозы, видя, что онъ взбѣшенъ не на шутку.
Скажемъ теперь что это былъ за рыцарь, конь и шлемъ, замѣченные Донъ-Кихотомъ. Недалеко отъ того мѣста, гдѣ находился онъ въ настоящую минуту, стояли почти рядомъ двѣ деревушки. Въ одной изъ нихъ — меньшей — не было ни аптеки, ни цирюльника; въ другой — большей — было то и другое. Цирюльникъ большей деревни служилъ своимъ искусствомъ обѣимъ, и въ настоящую минуту ѣхалъ въ сосѣднюю деревушку пустить кровь больному и обрить — здороваго. Отправляясь по этимъ дѣламъ, онъ взялъ съ собою тазикъ изъ красной мѣди; въ дорогѣ его между тѣмъ захватилъ дождь, и вотъ, чтобы не испортить своей шляпы, вѣроятно совершенно новой, онъ и прикрылъ ее тазикомъ, отлично вычищеннымъ, и потому сіявшимъ за нѣсколько верстъ, ѣхалъ онъ за сѣромъ ослѣ, какъ говорилъ Санчо, показавшимся очень легко Донъ-Кихоту сѣрымъ въ яблокахъ конемъ, подобно тому какъ показался ему самъ цирюльникъ — рыцаремъ съ золотымъ шлемомъ; такъ все поражавшее его глаза легко преображалось въ его воображеніи въ разные предметы странствующаго рыцарства.