Так погоди же, комрат, выпьем за здоровье друг друга.
Благодарю, брат! Во весь день не было еще у меня во рту и крошки хлеба; я думал умереть с голоду в этом лесе; ты подкрепил меня; теперь я почти ожил.
Садись, брат, ты вить устал — так отдохнешь, а между тем поговоришь со мною.
Ты очень одолжил меня своим напитком, и я хочу знать, кто таков мой благодетель; одним словом, хочу познакомиться с тобою покороче. Я, кажется, говорю с человеком...
Да, если человек имеет два глаза, две руки и две ноги, так ты говоришь с человеком.
Только не знаю, давно ли этот человек записан в цех отправляемого им ремесла.
Что ты хочешь сказать чрез это?
Часто ли ты отправляешь посылки на тот свет?
К черту с аллегориею! Какие посылки?
Часто ли ты обмакиваешь это в кровь?
В какую кровь?
Это всё для тебя непонятно. Много ли ты перерезал этим глоток человеческих?
Кто ты таков?
Я бы сравнил себя с тобою; но розница та: что [ты] уже учитель, а я еще ученик.
Отвечай, кто ты таков?
Я убийца.
Ну, черт задави, так бы и давно сказал!
Я нигде не живу.
Странно! С твоим ремеслом опасно шататься по свету. По крайней <...>[121]
.В земле. Хозяин трактира «Солнце» был отец мой.
Как? Неужели я вижу Вольфа?
Если ты видишь, так видишь его.
Здорово! Здорово, Вольф — стрелец дичи!
Здорово, брат.
Что ты знаешь?
Вся сторона говорит о тебе. Вся сторона эта наполнена тобою. Я знаю все твои дела. Ты имеешь неприятелей, Вольф. Тебя разорили до основания, с тобою поступили неслыханно, брат!
Есть человек, который жалеет обо мне, и этот человек — разбойник.
Ах! любезный Вольф, как я рад, что вижу тебя, но — черт задави! ты идешь на висельницу?
Да, я уже недалеко от нее.
Гм! Боже мой! И это всё за то, что ты убил пару свиней, которые пасутся на наших полях и лугах, и за то лишить человека домика, хозяйства, сделать его нищим, целые годы морить его в каторге. Ах! брат, разве до того уже дошло, что человек не больше стоит зайца? Разве подданный государя за дохлую свинью должен валяться в погребе и сгнить от сырости? Разве человек не стоит уже и скотины, пасущейся на лугу? Боже милосердый, что это делается на сем свете?
Этого мало: в родине моей не только отказали мне в куске черствого хлеба, но еще я презрен и поруган.
Знаю, знаю, брат, злых людей, знаю и шельму Роберта. Да скажи мне, как вышел ты из раю каторги и что задумываешь, дорогой мой приятель.
Ты принимаешь во мне участие, следовательно, и заслуживаешь всю мою доверенность. Тебе известно, как обидели меня все люди. Так, я был жертвою законов людей несправедливых. Три году подобно мученику страдал я в крепости. Сильно, подобно страннику, находящемуся в степях ливийских и жаждущему капли воды, жаждал я дня свободы моей. Открытый вид для всякого невольника есть сугубый ад. Всё представляющееся взору усугубляет его мучение. Члены мои дрожали, когда я видел восходящее солнце из-за валов крепости. А ветер, свиставший в трещины башни моей, а ласточки, садившиеся на железной решетке окна, казалось, дразнили меня своею свободою и умножали ужас моего невольничества. С скрежетом зубов, потрясая цепями своими, я поклялся с этих пор непримиримою вечною злобою ко всему тому, что имеет вид человека. Поклялся — и сдержал свою клятву.
Сдержал? Ура! ура, Вольф!
С жаждою кровавого мщения вышел я из крепости; я утолил свою жажду — я убил Роберта.