Дон-Коррадо де Геррера

Отец твой.

Оридани

Кто старался, чтобы ты — хотя ты ясно не мог доказать благородства родителей, — кто старался поместить тебя в орден рыцарской?

Корабелло

Добродетельный отец твой!

Оридани

Помнишь ли законы рыцарства?

Корабелло

Разве имеешь ты причину об этом спрашивать?

Оридани

Хорошо! Я верю, очень верю, что ты вступишься за обиду, почитаешь женщин и стариков и готов, не жалея последней капли крови, защищать притесненную невинность.

Корабелло

Так клялся я.

Оридани

Но если уже сия невинность, сия чистая, кроткая невинность потрачена, попрана вечно — о! рыцарь! что говорит тебе сердце твое?

Корабелло

Мщение!

Оридани

Но если сей злодей, сей хищник невинности, убийца добродетели, если это чудовище, изверг тебе знаком, короток, и если не друг, так по крайней мере ты всеми силами стараешься снискать его дружбу?

Корабелло

Не может быть! Не может быть! Хотя бы это был ты сам, Оридани, я поражу тебя сим железом, отомщу за невинность — и после им же накажу себя за убиение друга.

Оридани

Довольно, рыцарь!

Короткое молчание.

Знаешь ли ты, кто лежит в этом гробе?

Корабелло

Нет!

Оридани (отдергивает занавесь)

Знаешь ли, чей это портрет?

Корабелло

Прекрасная женщина!

Оридани

Теперь выслушай! Лет пятнадцать, как она во гробе; ни один из рыцарей не знал ее участи. Она была замужняя, горячо любила мужа, и он обожал ее. Она была похищена.

Корабелло

Похищена? Кто мог отважиться?

Оридани

Злодей. Чудовище, отягощающее землю, изверг, которого существование посрамляет человечество.

Корабелло

И ты молчал об этом до сих пор? Ты, рыцарь, позволил быть в праздности мечам нашим, когда страдала добродетель и невинность? Оридани!

Оридани

Но когда б ты знал имя победителя?

Корабелло

Клянусь престолом Божиим и правосудием Сидящего на нем до тех пор не успокоиться, пока труп хищника не распрострется у сего гроба! Кто он?

Оридани

Сатинелли!

Корабелло

Сатинелли? (Стоит в окаменении)

Оридани

Слушай, слушай! Сердце твое раздерется на части, дух твой займется от неистовства, но ты до тех пор не успокоишься, пока труп хищника, труп преступного Сатинелли не распрострется у сего гроба.

Корабелло

Клянусь невинностью, здесь почивающей, клянусь священным долгом рыцаря исполнить свою клятву. Кто она?

Оридани

Лорендза Кордано!

[Корабелло.]

Сатинелли!

Оридани

Она была похищена вместе с своим супругом.

Корабелло

С ним вместе?

Оридани

Он был заключен в оковы, посажен в тюрьму.

Корабелло

Злодей! злодей!

Оридани

Лорендзе представлены были все удовольствия света: роскошь, нега, великолепие; одного от нее требовали — согласия на любовь!

Корабелло

Бездельник!

Оридани

Всё отвергла, всё презрела она, и — Корабелло, теперь слушай меня внимательнее — Сатинелли после всех искушений, всех приманок приступил к угрозам; с презрением смотрела она на изверга — и он устоял в своем обещании.

Корабелло (хватаясь за саблю)

Сатинелли!

Оридани

Она заключена была в сей комнате — и первый опыт был голод. Три дни, три ночи терзалась она гладом и жаждою.

Корабелло

Сатинелли!

Оридани

Тут пришел он подтвердить свое решение — и был отвергнут. Страшное проклятие из уст Лорендзы посыпалось на темя изверга. Тут небо положило испытать крепость смертного; желало узнать, до какой степени может продлиться его терпение, и — слава человечеству — Лорендза выдержала опыт! Ангел света улыбнулся, видя душу ее, носящуюся на ее губах, — и Сатинелли, этот бич, эта пружина ада, видел себя презренным, приступил к новым опытам. О Корабелло! как тяжко мне произнести ее участь, но каково было ей переносить ее! Лорендза окована была с ног до головы. Она простерла руку в оковы — и улыбалась! Поднесена была ей отрава, которая бы мучила ее, не умерщвляя, она выпила — и улыбалась.

Корабелло (в бешенстве)

Перестань, жестокий, перестань! Какой злой дух внушил тебе слова сии? И кто из смертных мог на это решиться?

Оридани

Демоны бездны трепетали, видя сие позорище[141], — и Сатинелли был спокоен.

Корабелло

Невозможно, быть не может!

Оридани

Тут в первой раз показалось смятение на лице ее, и слезы засверкали на глазах страдалицы. Но милосердие Небес послало в грудь ей бальзам утешения. «Вздох сей, — сказала она, — посвящаю я Богу Милосердия и мщению детей моих!» В сию минуту, когда весь свет ее оставил, писала она к Элеоноре.

Корабелло

К Элеоноре?!

Оридани

Сестре своей, писала о своих бедствиях, и Валентин отправил ее письма, но ответу не было. Ярость пылала в сердце Сатинелли. Беспокойство когда-либо преодолеть ее терпение наполнило его неистовством. Кинжал прошел сквозь сердце, и последний вздох ее посвящен Богу Милосердия и мщению детей ее.

Корабелло

И страшному и удовлетворительному мщению всего живущего. Но где девались сии несчастные? Или страдания их матери не тронули их сердца? Или ее стенания не коснулись беспечного их слуха? Если случай отдаляет их от мест сих, мест ужаса и отчаяния, если не могут они достигнуть гроба своей матери и принести удовлетворительную жертву, — то, Оридани, я беру сию святую должность на себя. Глагол Всевышнего, священные законы рыцарства обязывают защищать невинность и мстить злодею.