Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

Он раздвинул пространство больницы вверх и вширь. Все да будет огромным и совершенным!

Архитектор с изумлением следит за свинцовой палочкой Мигеля и сам дорисовывает его замысел.

- Мало! Все еще мало... - хмурится Мигель.

- Неужели и этого недостаточно, ваша милость? Такое великолепное здание! - восторгается Пинеда. - Ну, хорошо. Я еще увеличу...

- Когда начнете, дон Бернардо?

- Через месяц начнем сносить, ваше преподобие.

- Только через месяц? И только сносить?

- Раньше не могу. Но я ускорю все работы, как только возможно...

Мигель вернулся к своим убогим.

Подошел к постели Бруно.

- Вставай, - молодой друг! - весело сказал он ему. - Разрешаю тебе прогуляться. Вставай - выйдем вместе ненадолго в сад. Так, обопрись на меня. Сильнее, не бойся, ты не тяжелый. И потихонечку, шаг за шагом... А то ведь ты, поди, совсем забыл, как выглядит свет и солнце, дружок. Твоим двадцати пяти годам предстоит еще много хорошего...

- Но, брат, - возражает Бруно, - ты сам говорил нам, что под всяким веселием подстерегает человека порок...

- Думай-ка лучше о том, как тебе ступать, мой мальчик, и смотри, чтобы ноги у тебя не заплетались. А к слову божию вернемся в свое время.

- Посмотрите! - удивляются больные. - Бруно уже ходит! Не споткнись, приятель, а то костей не соберешь!

Но Бруно лишь тихонько засмеялся, блеснув белыми зубами, и всей тяжестью налег на Мигеля, осторожно переставляя ноги и нетерпеливо протягивая руку к двери, что ведет из полумрака на солнечный день.

* * *

Кирки и ломы закончили свою разрушительную работу, церковка св. Георгия исчезла, уже выкопана яма под фундамент для храма и больницы, и стены растут из земли.

Сотни телег свозят к Каридад строительный материал.

Мигель неутомим. Дни он проводит на стройке. Ночами бодрствует у ложа больных, с одинаковым чувством выслушивая их благодарность и брань, ибо знает, что трудится для доброго дела.

Его зовут больные, зовут строители. Он живет на бегу, между стройкой и подвалом, он забросил молитвы и благочестивые размышления, он торопит архитектора и рабочих, он нетерпелив, он дождаться не может, а осознав это, сам себя упрекает, сам налагает на себя епитимьи.

Часто он сам руководит работами. Распоряжается и трудится, грузит и запрягает, носит и подает...

Из ворот его дворца выезжают телега за телегой, груженные белым мрамором с нежно-голубыми прожилками.

Трифон скрипит зубами. Богатство Маньяра ускользнуло от святой церкви. А награда... О, горе мне!

Стройка Каридад служит местом сборища севильского люда - вечерами, когда рабочие уходят, люд этот обсыпает стройку, как муравьи пригорок, рассаживаясь на кучах кирпича, бревен и мраморных плит.

Ночь бледна от лунного сияния. Мрамор, поглотивший днем солнечный жар, светится в темноте.

Там и сям мелькают человеческие тени, и голоса оживляют место, похожее на город после землетрясения.

Больной голос:

- Долго ли ждать, скоро ли будет готово?

Грубый голос:

- Может, год, может, два.

- Подохну я к тому времени... - вздыхает больной.

Насмешливый голос:

- Вот невидаль! Ты и так всем обуза.

Тихий голос рассуждает:

- Надо бы, чтоб мир был для нас, а не мы для мира. Только все устроено наоборот.

- Всем бы нам отмучиться в Каридад...

Отзывается на это грубый голос:

- Чего зря болтать! Мы вон даже не знаем, для нас ли вся эта роскошь или для больших господ...

Равнодушный голос подхватывает:

- У кого ничего не болит, тому все равно. А вот о чем подумать не вредно - нельзя ли кое-что урвать для себя на этом деле!

Женский голос:

- Говорят, он - святой.

Вопросы со всех сторон:

- Кто?

Вскочил насмешливый голос.

- Она верит, что еще родятся святые!

Женщина:

- Как кто - брат Мигель.

Тихий голос замечает:

- Он был когда-то богатым и знатным. Грешник был... Грехов на нем было - что песчинок в пустыне. Весь город дрожал перед ним. Он соблазнял женщин и убивал мужчин.

Грубый перебивает:

- И не так давно это было. Я его знавал. Вот это был удалец, черт возьми! Стоило тебе косо взглянуть на него - и ты уже изрешечен, как сито...

Больной возвысил голос:

- Он - святой. А если еще не святой, так будет. Всем бы богачам так поступать...

Женский голос - задумчиво:

- Хотела бы я знать, отчего он так переменился...

Больной разговорился:

- Только надо бы ему поторопиться с этим строительством.

Равнодушный прикидывает:

- Неплохо бы притвориться больным, пусть меня кормят да служат мне, а я - валяйся себе в кровати да распевай псалмы на полный желудок...

- А черт, это неплохо! - поддерживает его грубый.

Тихий голос жалуется:

- С сыном у меня плохо дело. Что-то в горле у него - едва разговаривать может. Что-то съедает его голос. Ни в одной больнице не берут...

Женщина говорит:

- В Каридад его взяли бы.

Голоса:

- Не взяли бы!

- Взяли...

Больной с горечью сомневается в своей судьбе и в судьбе того, о ком речь:

- Не поздно ли будет...

А голос, словно покрытый плесенью, добавляет:

- Для нашего брата - всегда поздно...

В темноте приближаются какие-то тени. Шпаги звенят о мостовую, голоса дворян беспечны и сыты.

- Неслыханное и невиданное дело - строить такой дворец для черни!