Читаем Донбасский декамерон полностью

Понятно, что ни для кого в городе, где «преобладала», кстати, не «стальная» промышленность (странная вообще терминология, трудно предположить, что тов. Шкадинов не знал слова «металлургия), а вовсе угольная, не было секретом, в честь кого переименован их город. Так же как и некоторые другие города – Сталинабад (Душанбе), Сталинири (Цхинвал), Сталинск (Новокузнецк), Сталинварош (Дунайварош), Сталингруд (Катовице), Сталин (Варна).

Все они лишились своих «сталинских» имен в ходе начавшейся после XX съезда КПСС десталинизации в СССР и его сателлитах. Более того, начиная с 1925 года уже постоянно встречаешь словосочетание «город Сталина», «город, носящий имя Вождя», «город, чье имя Сталин» и тому подобные. Сталин плавно перешел в Сталино, а область, созданная в 1932 году в составе УССР, стала называться Сталинской. Уже больше никто не упоминал ни о каких локомотивах, не пояснял трудящимся («по просьбе» которых наименование было и произведено, конечно), что паровозы делают из стали, а не из глины или пластилина.

Откуда же взялось выступление тов. Шкадинова, чем его объяснить? Почему о нем после 8 марта 1924 года старались не вспоминать?

У автора этих строк есть только одно объяснение. Вот оно. Дело в том, что большевики и до революции-то не были в Донбассе, Донецке самой массовой и популярной партией. Куда больше здесь было анархистов и эсеров. А среди социал-демократов на рудниках и заводах преобладали меньшевики с их понятной и привлекательной для рабочего человека программой борьбы за экономические права трудового класса. Многие из сторонников меньшевиков после революции и Гражданской войны стали троцкистами. Это было обычным делом. Самый известный дончанин Никита Хрущев, например, тоже прошел этот путь. В тридцатых ему припомнили и колебания в сторону меньшевизма, и горячую поддержку Троцкого. Спасло его только заступничество «железного» наркома Кагановича, который в канун Октябрьской революции жил и работал в юзовском подполье и дружил с Никитой Сергеевичем.

В 1924 году троцкистов, тогда еще активно боровшихся со сталинцами, было немало. Это потом многие из них погибли, попав под нож репрессий 1937‑го. А в год смерти Ленина юзовские большевики-троцкисты искренне считали, что их вождь должен занять место руководителя государства, что Сталин не имеет на это никакого права. Можно допустить, что Москва решила этим переименованием укрепить свои позиции в крупнейшем индустриальном центре страны, а заодно, говоря современным языком, потроллить троцкистов, спровоцировать их на выказывание недовольства, на нарушение партийной дисциплины.

Именно поэтому руководителю Юзовского окружкома Николаю Ивановичу Шкадинову пришлось лавировать, хитрить, придумывать несусветную нелепицу, объясняя переименование не личностью Сталина, а личностью Ленина, чей авторитет объединял всех большевиков. Как только в 1925–1927 годах троцкисты были разбиты, Сталин превратился в Сталино уже полноправно, нужда вилять перед товарищами отпала.

Третье имя


Имя Сталина исчезло с карты СССР в ночь с 9 на 10 ноября 1961 года. Одновременно с ним на Волге вместо Сталинграда возник Волгоград. За 10 дней до этого тело Сталина было вынесено из Мавзолея Ленина в Москве. Десталинизация завершалась, став по сути первым шагом к грядущей декоммунизации в Союзных республиках после развала СССР.

Но, разумеется, партийные товарищи в Москве, Киеве и Сталино задолго до этих событий знали, что имя Сталина будет вычеркиваться со всех абсолютно исторических и географических скрижалей. И примерно за месяц до переименования сталинским партийным руководителям предложили подумать о новом имени для города и области.

По устойчивой донбасской легенде, город Донецк обязан своим именем тогдашнему начальнику Донецкой железной дороги Якову Кривенко. Он заступил на свой пост в 1953 году, когда слили воедино исторические магистрали края – Северо-Донецкую (управление в Артемовске) и Южно-Донецкую (управление в Ясиноватой). Кривенко якобы и доказал коллегам и бюро Сталинского обкома и горкома, что раз существует Донецкая дорога, то логично будет, что город, в котором расположено ее управление, будет называться Донецк. В противном же случае придется переделывать массу документов, а на таком сложном хозяйстве, каковым является железная дорога, лучше, друзья, не экспериментировать. Всем идея понравилась. Предложение послали в Москву. Там пришли в восторг и дали «добро». Так, после пятидесяти четырех лет бытия в образе Юзовки и сорока семи лет существования под именем Сталина город стал Донецком.

С тех пор прошло уже много лет. И предположить новое переименование столицы ДНР не представляется реальным.

* * *

– Кстати, предлагаю сюда же пристроить историю о столетнем юбилее Донецка, не выключайтесь, – сказала Донна и начала читать.

История о том, как отмечали 100‑летие Донецка

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее