Читаем Донбасский декамерон полностью

То же самое мог бы сказать и самый известный ученик Григория Саввича, Михаил Коваленский, вершиной карьеры которого стало рязанское губернаторство. Хотя, без сомнения, в памяти потомков он остался прежде всего как первый биограф философа. Его «Жизнь Григория Сковороды» (1794) до сих пор остается основным источником для изучающих жизнь и дела малороссийского феномена.

Средний возраст жизни Григорий Сковорода провел в скитаниях. Несколько лет бродил по Австрии, Венгрии, Польше, Германии, Италии. И на склоне лет он будет непринужденно вставлять в речь и писания свои не только латинские и древнегреческие слова, но и примеры лексики польской, немецкой, венгерской.

Вернувшись домой, Сковорода мечется между академией в Киеве, коллегиумом в Харькове и усадьбами просвещенных и не очень помещиков, возжелавших, чтобы причесывал воспитание их отроков и парубков уважаемый человек, имевший свою систему взглядов на мир, религию, людей.

И хотя известный историк философии Радлов холодно заметил, что Сковорода, к сожалению, не оставил после себя философской школы, система своя у него была. Судить о ней мы можем по литературным и философским опытам Григория Саввича.

Русский Сократ? Так кем же был и чему учил Сковорода?

Его называли русским Сократом, харьковским Диогеном, Спинозой, тайным отцом славянофильства, одним из первых в России крестьянских демократов, мнимо народным философом, первым философом на Руси в точном смысле слова, апостолом рационализма, мистиком и истинным сыном рационалистического века Просвещения.

В каждом из определений было понемногу всего.

Сократ, потому что переходил с места на место и почти все свои вещи написал в виде диалогов. Рационалист? Да, при этом верующий человек, не стеснявшийся говорить о том, что язычество было предчувствием христианства на Руси.

19 ноября 1711 года (по новому летоисчислению) родился Михаил Васильевич Ломоносов – самый великий из русских гениев. Феномен его личности невозможно в полной мере понять, если не учитывать малороссийский период его жизни и рассматривать его развитие в отрыве от культурно-образовательных центров «матери городов русских».

Григорий Сковорода, как нам кажется, был прежде всего сторонником всеобщего человеческого равенства и прогрессистом.

Он ненавидел всей душей крепостничество и верил в возможность исправления отдельно взятой человеческой души. Отдельно взятой. Массовость, мирской шум, алогичность раздражали его. Он не был философом во всем. Напротив – был весьма пристрастным человеком, выше всего ставившем правду и личное достоинство.

По Сковороде, Бог, все создавшая и создающая ежемоментно сила, волен давать жизнь, а судьбу и смерть выбирает человек.

Взгляды его в силу жизненных обстоятельств были изложены несколько эклектично, но XVIII век вообще был воплощением эклектичности, а барокко – пророк его. Сковорода был человеком барокко, сыном своей русской Родины, хотя и отдавал себе отчет в своей малорусской специфичности.

Матерью (русского народа) он вослед за древними летописями называл Киевщину, или, как тогда говорили, «Гетманщину», а родную Слобожанщину (ныне Харьковская, Сумская и часть Воронежской и Белгородской областей) считал теткой. И это тоже верно, потому что на земли Слобожанщины Правобережная Украина пришла всего за 70–80 лет до его рождения.

Как бы там ни было, Григорий Сковорода останется навсегда в нашей памяти как первый оригинальный русский философ, педагог и просветитель.

Все, что он написал, создано при помощи прекрасного русского языка своего времени. Это язык Ломоносова (Архангельск), Тредиаковского (Астрахань), Радищева (Казань) и Сковороды (Харьков).

И это всегда очень бесило украинских националистов, понимавших, что отнять у русской истории великого учителя можно было бы, только приписав ему какой-то отдельный язык. А он, как назло, даже суржика им зацепиться не оставил. Церковнославянского, очень архаичного начала, которое вообще сыграло особую роль в создании украинского языка, в его речи много. Но это все равно русская речь. И полились ушаты грязи на имя философа и поэта.

Грешивший националистическими взглядами в ранней молодости, Николай Гоголь переменил их и прекрасно уживался со Сковородой на одном лингвистическом, ментальном и историческом поле. Весьма уважая предтечу – многие сюжеты гоголевских повестей можно увидеть в «байках» и размышлениях Сковороды.

А вот Тарас Шевченко не удержался. Он обзывал философа «идиотом», «неправильным малороссом», а его философию – «бестолковой». Большой был специалист, что и говорить.

Примерно то же самое можно прочитать у классика украинской литературы Ивана Нечуй-Левицкого, а также у сонма никому не известных их эпигонов в Австро-Венгерской империи, в Польше и в русско-украинской белой эмиграции.

Украинство ловило его, но «нэ впиймало».

В СССР посмертная слава Сковороды тоже сделала своеобразный кульбит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее